"Генрик Сенкевич. Семья Поланецких (Роман) " - читать интересную книгу автора

смог. И вместо этого стал думать о панне Плавицкой. Хотя она произвела на
него хорошее впечатление, но как женщина оставила равнодушным,
заинтересовав лишь как определенный человеческий тип, - быть может,
оттого, что они едва успели познакомиться. Было ему тридцать с-небольшим,
возраст, когда инстинкт с неумолимой силой толкает мужчину создать
домашний очаг, обзавестись женой и потомством. Даже самый отчаянный
пессимизм отступает перед этим инстинктом, от которого не спасают ни
искусство, ни любая другая жизненная задача. В конце концов, вопреки своей
философии, женятся и мизантропы, женятся, невзирая на искусство, и натуры
артистические, равно как все, утверждающие, что целиком посвятили себя
какой-либо цели. Нельзя жить лицемерно обманывая естественные влечения, и
исключения лишь подтверждают это правило. Не женятся обычно лишь те, кому
помешала та самая сила, которая связует взаимными узами, а именно
обманувшиеся в любви. Поэтому жизнь старого холостяка если не всегда, то
зачастую таит какую-нибудь трагедию.
Поланецкий не был ни мизантропом, ни сторонником теории безбрачия.
Напротив, он хотел и считал, что должен жениться. Он чувствовал, что время
его подошло, и подыскивал себе пару. Этим объяснялось его повышенное
внимание к женщинам и особенно к девушкам. И, проведя несколько лет во
Франции и Бельгии, связей с замужними женщинами он не искал, разве что с
очень уж податливыми. Человек энергичный и деятельный, он полагал, что
заводить романы с замужними женщинами могут себе позволить разве
бездельники и что вообще волокитство процветает там, где у людей избыток
денег, недостаток порядочности и отсутствие занятий, то есть в обществе,
где издавна существует имущее сословие, погрязшее в изощренной праздности,
а стало быть, и развращенности. Поскольку сам он был занят и любовь для
него связывалась прежде всего с мыслью о женитьбе, его как нравственно,
так и физически влекли женщины незамужние. Знакомясь с девушкой, он тотчас
задавался вопросом: "Может, она?", или "Может, такая вот?" И сейчас из
головы у него не выходила панна Плавицкая. Еще раньше от родственницы ее,
живущей в Варшаве, он слышал о ней много хорошего и даже трогательного. И
перед глазами у него возникло ее спокойное доброе лицо. Вспоминались и ее
слегка загорелые, но красивые, с длинными пальцами руки, и голубые глаза,
и родимое пятнышко над верхней губой. И голос у нее тоже был приятный. И
хотя он упорно повторял себе, что ни на какие уступки не пойдет и добьется
своего, его огорчало, что в Кшемень судьба его привела в роли кредитора.
"Товар-то хорош, - выражаясь торгашеским языком, говорил он себе, - но не
за тем я ехал сюда, так нечего на него и пялиться".
И однако же "пялился" - и даже раздевшись и улегшись, все никак не
мог уснуть. Уже запели петухи, в окна заглянул рассвет, а Поланецкому, как
крепко ни зажмуривался он, все виделись гладкий лоб панны Плавицкой,
родинка над губой, руки, разливающие чай. И в сонном забытьи, которое
наконец овладело им, представилось, будто он берет эти руки в свои и
притягивает к себе панну Плавицкую. Проснулся он на другой день поздно и,
вспомнив девушку опять, подумал: "Так, значит, вот она какая!"


ГЛАВА II

Проснулся он, собственно, разбуженный мальчиком, который принес кофе