"Клод Сеньоль. Меченая " - читать интересную книгу автора

неподвижности, скрестив руки на груди. Он выглядит выше и более гордо, чем
остальные, и молчит, не отвечая на сыплющиеся оскорбления. Антуан хватает с
земли оглоблю и замахивается словно для удара. Все разом смолкают. И Жанна
слышит слова фермера:
- У тебя даже не хватает храбрости ответить... Ты не знаешь, как
объяснить свое преступление... Мне наука быть добреньким к бандитам вроде
тебя... Скоро явятся жандармы, и я сам дам им веревку, чтобы вздернули
негодяя. Пора остановить тебя. Если выяснится, что ты поджег амбар Пресли, а
может, и прирезал старика Брелона из Гаренны... Так и хочется расквасить
тебе морду, пока это не сделали другие. У меня есть право.
Потом фермер успокаивается, руки его опускаются. Перед тем как
отбросить оглоблю, он плюет в лицо бродяге. Тот даже не отклоняется, лишь
переводит спокойный взгляд с одного на другого. Кажется, что, за исключением
охваченного яростью Антуана, никто не решается встретиться взглядом с его
холодными голубыми глазами. Лицо бродяги бело, словно свежий гипс. Седеющие
волосы растрепаны, и солнце путается в них, как бы окружая нимбом его
голову. Он не успел надеть латаную-перелатаную куртку и старую кепчонку из
зеленоватого драпа. Ноги его босы. В руке зажато одно сабо. Галиотт держит
второе, выгоревшее изнутри. Изредка слышится ломаный голос служанки:
- Никогда бы на него не подумала... Такой честный с виду человек!..
Граттбуа, бывший плотник, отец Антуана, кивает и пытается затянуться
потухшей трубкой.
Жанну трясет. Она чувствует вину, в горле теснятся рыдания. Затем
девушка вспоминает о Люка, закусывает губу и ищет парня глазами. Слуга стоит
чуть в стороне от молчащей группы. Девушка видит, как Люка то и дело с
беспокойством оборачивается в сторону фермы. Парень хочет увидеть Жанну и
одновременно побаивается ее появления. Девушка не думает, что Люка может
выдать ее, но боится, как бы он неосторожным словом или внезапной бледностью
не выдал самого себя.
Жанна возвращается к кровати и падает на колени. Уткнувшись лицом в
измятые простыни, она начинает рыдать. Чтобы задушить предательские вскрики,
девушка закусывает полотняную ткань, пропитанную лавандой, и постепенно
приходит к мысли, что следует признаться. Дочери прежнего хозяина ничего не
грозит, убеждает себя Жанна. Ее не бросят в тюрьму, как этого безвинного
бродягу, который даже не пытается оправдаться. Жанна встает, трет
покрасневшие от слез веки, одевается, медленно проводит ладонями по щекам,
чтобы успокоить горящий под кожей огонь, и готовится выйти во двор с
признанием. У нее уже сложились слова самообвинения. Она встанет рядом со
стариком. И прежде всего обратится к нему, прося у него прощения. Потом
настанет черед говорить с Антуаном, ее отчимом. И, чтобы облегчить себе
задачу, она будет искать помощи в глазах матери и старой Галиотт, всегда
относившейся к ней со снисхождением. Остальным придется уйти искать работу в
другом месте. Люка пошлют перехватить жандармов по дороге. Им скажут, чтобы
они вернулись в город, что это семейное дело и честного человека обвинили по
ошибке: он вряд ли стал бы вкалывать до седьмого пота, чтобы потом поджечь
скирду, куда вложена и часть его труда. Антуан накажет ее, закатив пару
пощечин. Она их заслужила. Пару, но ни одной больше, лишние пощечины все
равно не помогут, и сгоревшее зерно от этого вновь не вырастет. Что касается
Люка, то этим она рассчитается с ним и так будет лучше, ведь он совсем не в
ее вкусе.