"Мария Семенова, Андрей Константинов. Меч мертвых" - читать интересную книгу автора

кажется, не утративший способности порою искриться насмешкой. Левая половина
от челюсти до волос была сплошным месивом шрамов. Казалось, там когда-то
расплавили кожу, и она застыла бесформенными потеками, точно смола,
затянувшая раны древесной коры. С этой стороны глаза не было вовсе, лишь у
переносья виднелась слепая узкая щелка. Время от времени оттуда возникали и
скатывались по изрытой щеке капельки влаги. Человек, не замечая, вытирал их
рукавом.
Это был его великий день. День наречения имени. Вечером, когда
надвинулись тучи и стало ясно, что будет гроза, старейшина рода позвал
Ингара и потрепал по русым вихрам: "Видишь, чадо, как благоволит тебе Отец
наш, Перун Сварожич? Сам грядет скрепить Своими молниями твое Посвящение..."
И гроза действительно разразилась. Да такая, каких припомнить не мог ни
старейшина, ни его почтенный седобородый отец. Дождь лился сплошными
полотнищами, словно желая смыть с лика земного скопившиеся грехи. Гром
безумствовал над головами, с чудовищным треском раздирая клубящуюся темноту.
Людям стало казаться - тучи, прошедшие издалека, остановились над маленькой
деревней и уже никогда не тронутся в путь.
- Может быть, это знак? - спросил разумный старейшина. - Может, настал
конец нашим несчастьям? - И протянул руки к темному небу, навстречу
змеящимся вспышкам: - Господине! Яви, Отче, волю Свою...
...И ударила молния, словно вобравшая совокупный гнев всей исполинской
грозы. Рогатым копьем пала из поднебесья... И окутала прозрачным лиловым
огнем изваяние Перуна, воздвигнутое на вершине холма. Длилось это мгновение,
но огненный стебель протянулся от изваяния к Ингару, только что обретшему
право беседовать с мужами на равных. Он ведь стоял ближе всех к изваянию,
потому что это был его день...
...Потом было долгое беспамятство, нарушаемое лишь багровыми огнями
беспомощного страдания. Когда же наконец Ингар смог открыть уцелевший глаз и
начал осмысленно озираться, он увидел над собой мать, а рядом с
нею-старейшину. Тот показался ему состарившимся на годы.
- Это знак... - промолвил старейшина. - Клятву, данную отцом, должен
выполнить сын... Это был знак...
Когда хозяева и посольство скрылись в крепости, он дожевал хлеб,
заткнул пробкой берестяную флягу с водой и спрятал ее в заплечный мешок.
Потом вынул из ножен меч, положил его на колени и стал тщательно осматривать
лезвие.
Если смотреть сверху, крепость Рагнара конунга кругла, как щит. Там,
где у щита оковка, располагается ровный, возведенный по мерке земляной вал.
Его венчает деревянная стена, разделенная высокими башнями, а внутри
четырьмя прямоугольниками стоят длинные дома, напоминающие опрокинутые
корабли. В домах живут воины, ходящие в походы с Раг-наром Кожаные Штаны.
Конунг, как говорят, очень гордится своей крепостью, и право же, есть чем!
Ее четырем воротам, открывающимся на четыре стороны света, конечно, далеко
до пятисот сорока врат Вальхаллы. Но вряд ли какая постройка, возведенная
руками смертных людей, уподобилась обители Отца Богов больше, нежели детище
конунга. И люди у него за столами пируют все такие, что даже и небесный хирд
не устыдился бы сравнения с ними. Если это мужчины, то из каждого получится
эйнхерий в дружину Всеотца. Если женщины, то девы валькирии рады будут
обнять их как сестер...
В день приезда послов под кровом конунгова дома собрали пир. На таком