"Виталий Семин. Семеро в одном доме" - читать интересную книгу автора

тарелку. Жирный борщ, с кусками мяса. Женька всю тарелку и съел. Я плачу, на
Николая обижаюсь - если бы Ирка заболела, он бы так не сказал. А Женька борщ
съел, и назавтра ему лучше. - Муля засмеялась. - Поправляться стал.

Она не боится вспоминать и рассказывать страшные истории. И о ком бы
она ни говорила - о муже, о сыне, о себе, - всегда в том, что она
рассказывает, есть какой-то вызов: "Со мной и не такое было, а это ерунда!"

- ...В сорок четвертом с легкими у него плохо стало. И весь он сделался
слабый, доходяга, под ветром шатался. Синий такой, аж прозрачный. Я в
больницу, я в военкомат, я в школу. Дали ему место в санаторную школу.
Лесной она сейчас называется. Отправила я его туда, и аж легче мне стало.
Одного, думаю, пристроила. Два первых дня даже решила к нему не ходить.
Тогда в первый же вечер за мной прибегают пацаны, Женькины приятели, стучат
в окно: "Тетя Аня, вас Женька зовет". Набросила я пальто на плечи, платок -
школа рядом с нами была, это сейчас ее перевели в другой район, - подбегаю к
забору, куда мне пацаны показывают, а он раскинул руки, лежит в расстегнутом
пальто грудью на снегу и говорит: "Муля, если ты меня отсюда не заберешь,
так и буду лежать на снегу". Вот такой зараза был уже тогда.

Муля внимательно смотрит на меня черными, испытывающими, какими-то
непрощающими глазами:

- Ничего, что иногда ругаюсь? Я привыкла на фабрике с бабами. Фабрика у
нас женская. А бабы без мужиков как соберутся... Только Ирке не говори, а то
Ирка у меня принципиальная. Я раньше думала, что лучше моей дочери нигде
нет, такая она комсомолка правильная и принципиальная. Аж робела я рядом с
ней, аж холодно мне было. Я выругаюсь, а она перестанет со мной
разговаривать. Месяц может молчать.

"Ах ты такой-сякой, - говорю я Женьке, - а ну, вставай сейчас же! Ты
знаешь, сколько мне стоило выходить тебе путевку в санаторную школу? Человек
с ног сбился! Ты знаешь, сколько на это место претендуют? Тебе его дали
потому, что на отца похоронная пришла. Отца бы не убило - тебе бы десять лет
сюда очереди дожидаться. Дома вон еще сколько людей есть хотят. Ты в школе
питаешься, так нам хоть облегчение. Вставай сейчас же, паршивец!" Встал он,
а я домой, сварила ему молочный кисель - два литра молока я в тот день как
раз достала, сахар у меня был, крахмалу немного, и все на кисель пошло.
Принесла ему полную двухлитровую банку. Он мне говорит: "Зачем мне твой
кисель? Я домой хочу без твоего киселя". Но банку все-таки взял. Съел он в
тот вечер весь кисель. Сначала полбанки, а потом, чтобы кисель не пропадал,
остальное. Тошнило его, рвало всю ночь. И скажи ты - до сих пор молочного
киселя не ест, а раньше самая любимая его еда была.

Пришлось мне все-таки забрать его из санаторной школы до срока. Каждый
день, только с работы приду, уже стучат в окно: "Тетя Аня, идите, Женька
вызывает". Прибегаю, а он, паршивец, лежит в снегу: "Забери домой". Или
грозится выпрыгнуть из окна третьего этажа.

А потом - не помню уж когда - завел голубей. Загадили весь чердак, и