"Петр Семилетов. Богемский спуск" - читать интересную книгу автора

- Кто такой Чечеткин? - спросила Коки.
- Что ты?! - изумилась Фейхоа. - Это же классик, один из передвижников
девятнадцатого века!
- Ты уверена, что это именно Чечеткин, а не копия? - сказал Ликантроп.
Кстати, он начал понемногу, но раздражающе покашливать.
- Ты мне не веришь? - прищурилась Фейхоа. В самом деле, на Фейхоа можно
было положиться в любой области знаний. Она была профессиональным игроком
в телевикторины. Загружая в себя тонны энциклопедий и справочников, Фейхоа
была готова практически к любым вопросам. Кроме одной области - зяблики. О
зябликах вообще очень мало информации. Они ведут крайне скрытный образ
жизни. Вы видели когда-нибудь зяблика?
Перебрасывались с ним по-соседски словцом? Одалживали у него деньги?
Hаблюдали, как он чистит перья клювиком? Зяблики находятся на той стороне
жизни, которая темна и таинственна.
Возможно, они плетут гнусные заговоры, настолько гнусные, что при
упоминании о них сморщивается, как иссушенное зноем, яблоко, скисает
молоко, вороны падают мертвыми кверху лапами с телеграфных проводов - а
ведь еще в наше время люди пользуются телеграфом! Телеграмма-молния,
телеграмма-срочная, телеграммазаказная, телеграмма, которую милая девушка
пропоет вам по телефону, телеграмма с доставкой в печенье судьбы...
Итак, Фейхоа была профессиональной эрудиткой и имела все основания
утверждать, что выставленная на продажу картина принадлежала кисти (чуть
было не написал - перу) передвижника Чечеткина, чье тело покоится в гробу,
расписанном им самим же - таковая была его причуда - Чечеткин начал
малевать на купленном гробу будучи еще в тридцатилетнем возрасте, и так до
шестидесяти, когда помер, поперхнувшись селедкой - он вознамерился
проглотить ее всю целиком. Так его и хоронили - с рыбьим хвостом, торчащим
изо рта - покойник столь крепко стиснул зубы, что их не смогли разжать.
- Чья это картина? - спросила Коки, оглядываясь вокруг. Шли люди.
- Моя, - ответил пожилой хиппан, с седыми длинными хаерами, серебристой
бородкой и белыми усами. Одежду его составляли потертые джинсы и
расстегнутая куртка. Рядом с картиной Чечеткина висели еще две маленькие,
в круглых рамках - два пейзажа, рассвет и закаты, выполненные подкрашенным
сливочным маслом.
- Это написали ее вы, или вы просто продавец? - со свойственной ей
прямотой спросила Фейхоа. Вот Коки не смогла бы так, в лоб.
- Hе видите разве, тут подпись - Фортунатов, - художник указал на
фамилию, написанную поверх подозрительного темного пятна в углу картины. -
А Фортунатов - это я! - и хипповатый старик гордо выпрямил спину.
- А сколько вы хотите за эту картину? - спросила Фейхоа.
- Триста луидоров. Впрочем, возможен торг.
- Как вам не стыдно! - сказала Коки, ощутив прилив крови к лицу - она
покраснела, как помидор. - Вы продаете чужую картину под своим именем! Это
низко!
- Вали отсюда! - старик вздернул свой бородатый подбородок и сделал
резкое движение рукой, будто отгоняя от себя муху. - Hе твое собачье дело!
- Пошли, Коки, - сказала Фейхоа. Ликантроп вплотную приблизился к
Фортунатову и процедил:
- Стыдно, товарищ.
- О, еще один! - презрительно скривился художник, - Вы откуда такие