"Юлиан Семенов. Дунечка и Никита (Повесть)" - читать интересную книгу автора

выскочил из аудитории первым.
- Какой-то странный, - сказал Никита. - Что с ним?
Профессор проводил Никиту до двери и улыбнулся:
- Вы невольно помогли этому лоботрясу, но пусть это будет нашим
секретом. Фотогеничность в вашем деле прежде всего. Когда выйдет номер?
- Завтра, - сказал Никита, - покупайте в киоске.


Судья продолжала допрашивать Надю, а Степанов видел то утро в
Каирском аэропорту, и красный песчаный буран, когда ветер срывал
серебристые дюралевые жалюзи с окон, и прижатые к земле пальмы с
растрепанными, жалкими иглами - будто простоволосые бабы в своем неутешном
бабьем горе.
Степанов шел через буран к самолету - это был первый, пробный рейс, -
и ветер рвал его пиджак, песок застревал в волосах, скрипел во рту. В
самолете было пусто, это был пробный рейс без промежуточной посадки в
Тиране, поэтому Степанов сел в первый салон. Там никого не было. Когда
заревели турбины ИЛа, из кабины пилотов вышел бортинженер-наставник и сел
на самое первое кресло, перед Степановым. Самолет стал разбегаться по
взлетной полосе. Он очень долго разбегался, все в салоне стало
подзенькивать мелко-мелко. Он разбегался, но никак не мог оторваться от
земли, а вокруг был красный песчаный туман. Степанов заметил, как на виске
сидевшего впереди него наставника из пор кожи, как в кино, стали
появляться капли пота. Сначала мелкие, потом они сливались одна с другой и
медленно катились по виску. Пилоты прибавили обороты, рев двигателей
сделался невозможным, душераздирающим. Наставник взялся пальцами за ручку
сиденья, и Степанов заметил, как он выставил вперед ногу и стал упираться
ею в стену пилотской кабины, а сам подался назад, словно желая вдавиться в
кресло. Степанов вспомнил шведского летчика. Неделю назад он летел с ним в
Багдад. Швед рассказывал, как была записана на пленку катастрофа на
<боинге>. Связь с гибнущим самолетом поддерживали до последней секунды, до
тугого взрыва и темной тишины потом. Пока самолет падал, летчики
передавали, что происходит с крыльями, фюзеляжем, и было слышно, как
иногда, если самолет переворачивало в воздухе и распахивались двери в
салон, - было слышно, как истошно кричали люди - дети, женщины, мужчины.
Самолет падал с высоты девяти километров пять минут. И все эти пять минут
смогли записать на пленку, это был верх удачи; потом эксперты проигрывали
эту пленку по нескольку десятков раз, словно любители джаза, стараясь
понять причину катастрофы.
Степанов ничего не видел тогда. Он тоже вцепился холодными пальцами в
ручку кресла, и по его лицу так же текли капли холодного пота. А после,
как в кино, понеслись, запрыгали перед глазами кадры: Надя и Дунечка,
Дунечка и Надя, Надя, Дунечка, Дунечка, Надя...
Надя как-то говорила ему:
- Самое страшное, если мужчина продолжает жить с нелюбимой женщиной
из чувства долга. Это оскорбительно для обоих, а дети все равно будут
рождаться плохими, а потом станут несчастными.
Только много дней спустя, уже прилетев в Москву, уже после того, как
он успел в суматохе дел забыть тот миг, когда моторы замолчали (или он
оглох), и самолет стал уходить в небо, и летел над островом Крит - куском