"Юлиан Семенович Семенов. Пароль не нужен. (Штирлиц, 1921-1922)" - читать интересную книгу автора

Эгершельдском поселке. Ветер налетал порывами. На рейде тоскливо кричали
пароходы.
Меркулов остановился. Возле свежих крестов белели венки и увядшие
цветы. Здесь были похоронены герои недавнего белого переворота.
- Тут, - сказал Спиридон Дионисьевич, упав на колени, словно
подрубленный, - тут начинается история новой России.
<Неужто верит? - подумал Ванюшин. - Или играет, хочет, чтоб я это
расписал - и в номер? Честолюбивы, черти, спасу нет!>
Меркулов истово молился, кладя земные поклоны, шептал быстрые слова,
обращенные к богу. Ванюшин, стоя у него за спиной, молча и сосредоточенно
курил, чувствуя себя неловко, будто подглядывал в замочную скважину.
Премьер молился долго, потом молча поднялся, почти бегом направился к
машине. Сухо кашлянул, попросил шофера:
- Ко мне в ставку, будьте добры.
Когда лимузин въезжал в город, он обернулся к Ванюшину:
- Вам, видно, в газету? Номер небось не готов?
<Хочет старик попасть в прессу с сегодняшним представлением, - решил
Ванюшин. - Не иначе, как за этим и возил. Умен ведь, а в этом - болван>.
- Номер уже сверстан, - ответил он.
- Спасибо вам, Николай Иванович, что подарили время старику. И слова
мои запомните: отсюда придет народу свобода. Здесь подымется светлый град
Китеж со дна моря крови и слез русских. Остановитесь, шофер!
Ванюшин вылез из машины, долго смотрел вслед громадному <линкольну>,
потом тяжко вздохнул и отправился в ресторан <Версаль>.


Фривейский стоял под портретом государя и наблюдал за реакцией
Меркулова, который читал листочки, даже не сбросив своей солдатской
шинели. Фривейский - секретарь Спиридона Дионисьевича. Он умен, ловок и
держит себя довольно независимо. Меркулов-то сам из купцов, он
независимость в людях ценит, а посему Фривейскому прощает, как никому,
многое. Не любит его только в те моменты, когда личный секретарь мучается
вспышками хронического люэса. В эти моменты Фривейский озлоблен и готов
досадить кому угодно. В такие дни Меркулов просит своего <милого дружка>
отдохнуть и не показываться в канцелярии. Но именно сегодня вечером
Фривейский почувствовал рези и, вместо того чтобы уйти домой, принять
лекарство и спокойно вылежаться, собрал листовки, газеты - и прямо на стол
премьеру. А газеты - злющие! То, о чем все помалкивают, большевики
высаливают - да еще с перцем, с солью, чтоб побольней.
Когда очередь дошла до рассказа о его, премьера, торговых операциях с
японцами, Спиридон Дионисьевич снял фуражку, вытер лоб платком и сказал
горестно:
- Ну что за подлецы, боже ты мой праведный! Куш в два миллиона!
Какая, право, подлость!
Всю жизнь торгует Спиридон Дионисьевич, и никто о нем плохого слова
не говорил! Что это, зазорно, что ль, с фирмой контракт заключать?! Им
выгода, но ведь и нам - польза! Ах ты, боже мой, сейчас по городу сплетни
поползут!
- Какой тираж этой гадости? - спросил Меркулов, брезгливо тронув
газету пальцем.