"Юлиан Семенов. Экспансия-III (роман) ("Позиция" #5, серия о Штирлице)" - читать интересную книгу автора

снимет, как рукой, господин Вальтер.
- Я думал, что жестокость свойственна только молодым, - вздохнул
Вальтер. - Бог с тобой, я не сержусь...
- А где этот самый Ганси?
- Завтра в восемь утра он приедет на подъемник, покажи ему хозяйство
и введи в дело... Послезавтра утром я уеду, билет уже заказан, Баум меня
проводит.
- Кто это?
- Рикардо Баум? - удивился Вальтер. - Чистый немец, социал-демократ,
живет здесь в эмиграции...
- Врач?
- Нет, он в бизнесе и юриспруденции...
- Посоветовались бы с хорошим аргентинским врачом, господин Вальтер,
настой трав, прогулки...
- Макси, не надо, а? Я знаю, сколько мне осталось, зачем успокаивать
меня так грубо?
Штирлиц положил трубку, выпил "капуччини" и сделал медленный,
сладостный глоток из тяжелого стакана, ощутив жгущий запах жженого ячменя.
Я стал бояться новых людей, подумал Штирлиц. Имя этого Ганси повергло
меня в растерянность; плохо; постоянная подозрительность к добру не
приводит, это ломает в человеке азартное желание д е л а; время уходит на
обдумывание возможностей; глядишь, все взвесил, - ан, поздно, упустил
момент, м и м о...
Какие же это страшные слова - "страх", "боязнь", "ужас"!.. А сколько
модификаций?! Чему-чему, а уж как себя пугать - человечество выучилось!
Нет бы радости учиться веселью, застольям, - так ведь, наоборот, каждый
прожитый год словно бы толкает нас к закрытости; сообщество бронированных
особей, два миллиарда особей, занявших круговую оборону в собственных
дотах с репродукциями Рафаэля, электроплиткой и зеркалом, человек человеку
враг, ужас какой-то.
- Что грустный, Максимо? - спросил Манолетте.
- А ты?
- О, я - понятное дело, - ответил бармен. - Я старый, я вижу конец
пути, Максимо, я знаю, что однажды утром не смогу подняться с кровати от
боли в спине, а может, в шее или в сердце... Не важно, где... И - что
ужасно - я мечтаю об этом времени, потому что тогда со спокойной совестью
буду лежать в постели, попросив Пепе передвинуть ее к окну, и стану
смотреть на восходы и закаты, пить чай (честно говоря, я ненавижу кофе),
пока смогу - пробавляться рюмашкой, а по вечерам играть с внуком и Марией
в детский бридж... Вот жизнь, а?! И я наверняка не посмею даже и думать,
что жду прихода смерти... Я буду уверять себя, что наконец наступило время
заслуженного отдыха, Пепе принял мое дело, пусть мальчик нарабатывает
мышцы, теперь его очередь, ты сделал свое, отдыхай, сколько душе угодно...
Я отдаю себе отчет в том, что жизнь прожита и ничего из задуманного не
сбылось, суечусь, не до мыслей, успевай поворачиваться, иначе дон Карло
обойдет на повороте, его бар крепче и денег у него больше, и дон Гулинский
может прижать, к нему валом валят портеньяс' из югославских и итальянских
районов, они там богатые, так что надо держаться, каждую секунду
держаться... А знаешь, о чем я мечтал, когда был молодым?