"Геннадий Семенихин. Слеза командарма ("Нравоучительные сюжеты" #4)" - читать интересную книгу автора

прощения... не уберег.
По сурово-неприветливому, словно высеченному из камня лицу генерала
сбегает слеза и быстро исчезает, размываясь в глубоких морщинах. И давнее
горе оживает в серых глазах пожилого человека, словно опять видят они то же
самое поле, на котором не было в апреле сорок пятого солдатских могил, а
стояло всего-навсего два десятка видавших виды, потрепанных в боях танков
Т-34, около которых озабоченно суетились механики-водители, командиры
экипажей и башенные стрелки.
День был уже на исходе, и беспокойные сумерки опускались на чужую
землю, исхлестанную воронками от взрывов и следами от гусениц, когда въехал
генерал-майор танковых войск Буслаев, принявший под командование армию, на
эту поляну в сопровождении двух танков. Молодцевато выпрыгнув из своей
"единицы", направился к танкистам.
Сына он увидел еще издали. Размахивая сорванным с головы черным шлемом,
тот о чем-то горячо спорил с окружившими его танкистами. Теплый весенний
ветерок ласкал мягкие пшеничные волосы. Увидев отца, Иван подобрался,
водрузил шлем на голову и по-уставному доложил:
- Товарищ командарм, второй батальон шестьдесят третьего полка занял
указанный рубеж. Командир батальона лейтенант Буслаев.
- Уже старший лейтенант, вот тебе погоны с новыми знаками различия, -
улыбнулся отец и, протягивая их, хмурясь, перешел на деловой тон. - Далеко
же вы вырвались, ребятушки. Очень далеко. Все мои расчеты опередили.
- Так ведь порыв-то какой, - блеснул белыми крепкими зубами в улыбке
замполит батальона Крошкин, - одно слово - агония фашизма наступила.
- Агония-то агонией, - поправил командарм, - однако от бдительности она
нас не освобождает.
Потом, обняв сына за плечи, отвел его в сторону, пытливо вглядываясь в
родное, высушенное бессонницей лицо, спросил:
- Как дела, лапушка?
- Добиваем господина Гитлера и иже с ним, - беспечно улыбнулся старший
лейтенант. - Настроение у ребят лучше не придумаешь, отец.
- Так-то оно так, - хмуро согласился тот, - только не нравится мне
ситуация. Основные части еще под Коттбусом, а ты от них на шестьдесят
километров оторвался. С горючим и боеприпасами у тебя-то как?
Беспокойно оглянувшись по сторонам, Иван огорченно вздохнул:
- Меня это тоже тревожит, отец. Бензобаки у моих ребят почти сухие, а
боеприпасы тоже на исходе. Утешаю себя только тем, что Берлин в кольце и
немцы с белыми флагами из каждого леска теперь выходят сдаваться.
- Выходят, да не все, - сдержанно заметил командарм.
Под ночным пологом неба, среди мириадов звезд разной величины слитно
гудели авиационные моторы. Армадами наплывали на Берлин наши
бомбардировщики, а небо над осажденным городом клокотало от панической
зенитной пальбы, заглушаемой взрывами сброшенных бомб. И от одной мысли, что
все скоро кончится и наступит странная тишина, в которую даже не сразу
поверишь после четырехлетнего фронтового существования, сердце у командарма
радостно забилось. Но он тотчас же пресек радужные мысли, подумав о том, что
из любого нахохлившегося в сумерках леска не только могут выйти немцы, с
белым флагом сдающиеся в плен, но и прозвучать выстрел из фаустпатрона,
пробивающего даже танковую броню. Широкая его грудь под новенькой полевой
гимнастеркой высоко поднялась и опустилась от вздоха.