"Александр Семенов. Неистовая ночь (повесть)" - читать интересную книгу автора

шерсть на рукаве - короче, мы договорились до того, что в середине всех этих
речей Шина, совершивши тишину, внезапно заявился в комнату и с опрокинутым
лицом вдруг сообщил друзьям облом.
"Атас, - сказал он почему-то шепотом. - Атас, ребята! Фанни говорит, за
нами следят..."
Ну, все, так, посомневались.
"Ни фига, - обиделась Фанни. - Стоит на улице какой-то хмырь в рубахе с
петухами и на окна ваши очки наводит. И у подъезда курит в пиджаке - тоже
хмырь какой-то трафаретный. И лицо казенное".
"И на щечке родинка, - проворчал Машка. - И в глазах любовь".
"Ни фига, - рассудительно заметила Фанни. - Он стоит - как солдат у
мавзолея, взглядом водит. И под мышкой грудь намечается".
"Так что же, по коням?" - очень спокойным голосом предложил Шина.
"Нет... То есть, да... Нет, дай сообразить..." - Машка раздраженно
вскочил.
У Густава очки на лоб полезли. Он тоже поднялся, аккуратно одернул
костюм и выругался крайне иностранным голосом.
Один лишь Новиков почему-то совсем не испугался. Новиков ехидно
наблюдал за происходящим.
"Значит, так... - Машка взъерошил волосы. - Я думаю, лучше..."
"А где же Ибрагим?" - внезапно шепотом, как давеча Шина, вопросил он.
Шина дико оглянулся и, почему-то захромав, иноходью застремился на
балкон.
А Ибрагим тем временем спал. Ибрагим спал, и Ибрагиму снился Машка.
Машка свалился с памятника Чугунного Вождя и ушиб себе морду. Ибрагим
посмотрел на Машку и не смог удержаться от смеха. Вместо Машки на него
глядел бессмысленный полусостав - торс энд фэйс, где вместо фэйса был
какой-то корнеплод. Полусостав задвигал челюстями и, обращаясь в смутный
результат, сообщил:
"Смотри, Ибрагим, смотри - Первое мая!"
Ибрагим посмотрел на улицу и увидел Первое мая. Солнце было красное.
Небо синее. Трава зеленая. И народ шел по улице чистый, умытый, желтый от
солнца. Где-то неподалеку клубились звуки оркестра, на стенах домов
волновались пунцовые флаги и в душном вечернем воздухе радостно летали белые
помойные голуби.
"Смотрите! - сказал Ибрагим и от смеха чуть не свалился с балкона. -
Смотрите - Броня!"
По улице, по проезжей части, ехала платформа, влекомая грузовиком.
Однако, даже этот могучий в обычном измерении рабочий автокар выглядел почти
что насекомым на фоне статуи, возвышавшейся на платформе.
"Гекатомба", - сказал Ибрагим.
Вероятно, это была приблизительная трудовая мать, судя по
конусообразным жестяным доспехам на уровне груди и суровому мужскому лицу,
отливавшему свинцовым загаром. На одной руке у нее сидел угрюмый
железобетонный бэбик, этакое бронедитя, другая же полукругом, изображавшим,
по всей видимости, застывший порыв, тянулась ввысь, как будто обнимая небо
крепкою рукою.
"Смотрите - Броня", - удивленно прошептал Ибрагим.
За платформой и вправду шагал - взгляд с тухлецой, ухмылка с долей
уксуса - Броневицкий. А шагал Броневицкий какой-то грустный, и на спине его