"Николай Семченко. ...что движет солнце и светила " - читать интересную книгу автора

нему. Он считал себя еще молодым, ну не очень чтобы очень уж молодым, но во
всяком случае и не того возраста, когда начинаются эти "бати", "отцы",
"старики" - глупые, вульгарные обращения молодых к старшим.
- Это ты мне? - спросил Игорь Николаевич на всякий случай и, когда
парень кивнул, вскипел: - Какой я тебе батя? У тебя свой отец есть! Что это
за обращение? Батя-а,- он передразнил парня. - Мне тебя сынком, что ли,
величать прикажешь?
- Псих! - присвистнул парень. - Чего раскипятился? Я же культурно
спросил. А "батя" - это лучше, чем кричать: "Эй, мужик!"
- Да не мужик я, потому что не пашу и не сею, и помещика надо мной
нет, - поморщился Игорь Николаевич, и в самом деле ни по одной из
родословных линий не принадлежавший к крестьянам. - А времени сейчас,
молодой человек, восемь часов двадцать шесть минут...
Дома он подошел к зеркалу и впервые за несколько последних лет
принялся внимательно рассматривать лицо. Ух, кожа с землистым, каким-то
несвежим оттенком, и вот тут, возле левого уха, желто-бурое пигментное
пятно, и черные точечки угрей - тут, тут и тут, надо их выдавить - мерзость
какая: угри выползали тонкими вермишелинками, и после них оставались
красноватые пятна.
Внимательно разглядывая свою физиономию, Игорь Николаевич вдруг поймал
себя на странной, пугающей мысли: его лицо стало чужим, он не помнил
морщин, лучи которых тянулись от переносицы вверх, и этих темных мешков под
глазами не было, и кожа на скулах прежде не напоминала губку - пористая,
шершавая и какая-то маслянистая. А глаза! Боже мой, что за глаза - белки с
сероватым оттенком, розовые прожилки, зрачки - колючие, и ресницы, некогда
густые, будто бы посеклись, потускнели. Впрочем, за очками всего этого,
наверное, не видно, да и линзы с затемнением. За ними прячешься, как за
шторами. Но все-таки лучше бы не надо, а так, пожалуй, еще не очень похож
на мужчину средних лет. Хотя...
Еще не совсем понимая, зачем он это делает, Игорь Николаевич стянул
свитер и, всклокоченный, запританцовывал перед зеркалом, освобождаясь от
брюк, теплых подштанников, трусов. Не высокий и не низкий, не полный и не
худой, не то чтобы складный, но и не урод - средний, в общем, мужчина
отражался в зеркале, и если что и портило фигуру, так это живот: брюшной
пресс он перестал качать лет десять назад, любил китайскую лапшу, пирожные,
блины, булочки - тестообразные складки на боках н напомнили об этом, но
ноги, на удивление мускулистые, были ничего, вполне нормальные, посмотришь
на них отдельно от всего остального - совсем еще молодые, без той пугающей
сухощавости, которая появляется у стареющих мужчин.
Игорь Николаевич провел ладонью по животу и задержал пальцы внизу,
прикрыв ими то, что Оля называла когда-то "ванькой- встанькой".
Последние два или три месяца он испытывал мучительное, незнакомое
состояние: эта принадлежность его тела стала жить как бы сама по себе -
своенравно и капризно. Словно маленький хищный зверек, она затаивалась и
даже прикидывалась мертвой - что ни делай, никаких признаков жизни, будто
лисица-притворюха из сказки, та, что обманула мужика и всю рыбу с его воза
поскидывала (надо, кстати, Антону дочитать эту историю, совсем пацаном не
занимаюсь!). Но иногда, в самое неподходящее время и в неожиданных
ситуациях, напоминала о себе по-звериному остро, так бывает только в очень
молодые годы, когда без всякой причины то ли гормоны играют, то ли вспомнил