"Геннадий Семар. Снежка - речка чистая " - читать интересную книгу автора

партизан.
И все-таки, почему они отпустили Ивана? Уверенно себя чувствуют?
Пропагандистский жест? Гуров вдруг вспомнил разговор с первым секретарем
горкома, когда рекомендовал Нефедова комиссаром отряда... "Мне непонятно,
Гуров, - вскинул мохнатые дуги бровей секретарь, - мне непонятно, почему ты
его так двигаешь? То с пеной у рта доказывал, что Нефедов будет хорошим
партсекретарем железнодорожного узла, теперь - комиссаром большого
партизанского отряда? Что за любовь такая?" - "Это не только любовь, товарищ
секретарь, - ответил он тогда, - это еще и вера в человека. Иногда говорят,
дескать, друзья - вот и в кресло посадил... А как же иначе? Я знаю человека,
верю в него, в его способности, ручаюсь, что не подведет. Зачем же мне брать
человека, которого я не знаю..."
На этом спор и кончился.
Гуров всю жизнь боялся слова "люблю". Он приравнивал его к таким
словам, как Родина, Земля, Мать, Честь... Для него это были особо высокие
слова. Может быть, и женился он поздно из-за того, что не мог вымолвить
этого слова, считая себя недостойным его высокого смысла. А Ивана он любил.
Любил как младшего брата. Отчетливо, со всей силой он понял это два дня
назад, когда пришла весть, что группа Нефедова захвачена немцами. Какие
только мысли не бродили в его голове, и самая первая была: отбить! Бросить
весь отряд на город и... А имеет ли он право рисковать отрядом? Забывшись,
Гуров приподнялся, чтобы лечь на бок и все-таки попытаться заснуть, и
крепко, так что искры посыпались из глаз, ударился о бревенчатый скат
землянки...
- Так тебе, - беззлобно сказал он и тут же услышал, что Иван ответил
ему. Гуров затаил дыхание, прислушался и понял, что Иван хорошо, по-доброму
разговаривает во сне.

Ивану действительно снился добрый сон. Серебристый локомотив
стремительно летел перед глазами. А он вместе с Аринкой стоял и махал рукой
проносящемуся поезду. Струи воздуха скользили между пальцами, они были то
обжигающе холодны, то прохладны и приятны, мягки и ласковы, словно волосы
дочери. Он гладил их, пропуская между пальцами волосы-струи и что-то
рассказывая девочке... Потом дочка сидела на его могучих коленях и просила
рассказать сказку про деда Силогона, который был самый сильный. И Иван
рассказывал, изображая деда: "...Шел я по дубинке, нес дорогу на плечах.
Зашел в лес, гляжу, в дупле скворцы жареные пищат! Ну, думаю, наемся! Полез
в дупло, наелся, а оттуда никак не вылезу... Сбегал я домой за топором,
прорубил дыру пошире и вылез..."
Хохочет Аринка, заливается, хлопает в ладошки, просит еще рассказать...
"Жил старик с мужем, - начинает Иван. - У них было много детей, а третий был
глупый дурак. Задумал он строить костяной дворец. Собирал по дворам кости,
много набрал и положил их в пруд мочить..."
Замолчал Иван. Ждет.
"Ну, пап, построил он дворец?"
"Нет. Ждет, покуда кости вымокнут..."
"А долго ждать?" - слышит Иван голос.
- Сегодня ночью еще двое богу душу отдали. Пить просят - сил нет
слушать! А пить при тифе нельзя. Я им тавотом губы смазываю. Вот и вся моя
врачебная помощь.