"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

Словно не ее слезы недавно падали на склоненную голову Фридриха.
- Подожди за калиткой, - говорит Артур Карлович и спешит к коровнику.
Фридрих, потрепав по загривку цепного пса, с которым сдружился за эти
дни, идет со двора, плотно прикрывает за собой калитку. И ждет. Он не
оглядывается, чувствует, что Марта еле сдерживает крик матери, раздирающий
ее грудь. Он боится этого крика: разве нормальный человек способен выдержать
такое?
Артур Карлович, выйдя за ворота усадьбы, достал из-под полы изрядно
поношенного пиджака продолговатый сверток и протянул его Фридриху:
- Бери, пригодится.
В белой тряпице русский автомат. Он поблескивает смазкой. И два полных
диска к нему!
- Спасибо...
- Ладно, иди.
Шумят над головой вершины деревьев. Небо хмурится, похоже, скоро пойдет
дождь. Но Фридриху он теперь не страшен: поверх пиджака на нем меховая
безрукавка я брезентовый плащ. Но главная радость - автомат. Он висит на
груди. На нем лежат руки.
Фридрих бодро шагал по лесу, как великую радость жизни принимая и
пересвист птиц, перелетом собирающихся в стаи, и гневное пофыркивание ежа,
который, укутавшись в опавшие листья, спешил к своему жилищу и вдруг
выкатился прямо под ноги человека.
Все это была сама жизнь, которой фашисты чуть не лишили его. Ведь еще
недавно он даже самую обыкновенную траву видел только за колючей проволокой,
а сейчас он, бывший пленный, свободно шагает по земле. Он - ее полновластный
хозяин. Всего, что есть здесь, хозяин!
Он осторожно перешагнул через ежа. Фридрих был слишком рад жизни, чтобы
омрачать ее кому-то. Кроме фрицев, конечно. Этих он сейчас ненавидел еще
более люто, чем в лагере. Потому, что о многом передумал на хуторе Артура
Карловича. И о прошлом, и о настоящем, и о будущем. Именно на хуторе он
окончательно понял, что, не убеги он из лагеря, вся его жизнь свелась бы
только к прошлому. Ему только и оставалось бы, что вспоминать свободу. Как
тому дяде Тому, о котором читал еще школьником. Только пожелай Журавль - и
не Ковалок, а он, Фридрих Сазонов, гнил бы сейчас в обвалившемся окопе...
Чуткое ухо уловило будто бы взрывы человеческого смеха. Фридрих
моментально изготовил автомат к стрельбе и замер, прислушиваясь.
Лишь пересвистывались птицы. Лишь слабо шелестели листья, уцелевшие на
вершинах деревьев...
И все же кто-то смеялся!
Фридрих, крадучись, пошел в ту сторону, где, как ему показалось,
недавно смеялся человек. Шел, старательно обходя сухие валежины, замирая
время от времени. Наконец снова донесся смех человека, крайне довольного
жизнью. Теперь стало окончательно ясно, что впереди - немцы: только они
могли так смеяться в это тяжелое для его Родины время. Фридрих чуть не
побежал на голоса - так велика была злоба. Но он пересилил себя и, чтобы
окончательно успокоиться, прижался лбом к холодному и гладкому стволу ольхи,
сосчитал до ста. Намеревался считать до трехсот, но смог только до сотни. И
снова вперед.
Немцев было двое. Расстелив на сырой земле какой-то полог, они беспечно
лежали на нем. Рядом валялась пустая винная бутылка. Два велосипеда скучали,