"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

мужа, которая теперь болталась на незнакомце, и что-то сказала на своем
родном языке.
- Она подгонит одежду по твоему росту, - перевел Артур Карлович.
Вот и весь разговор. Может, оставшись наедине с мужем, Марта и
расспросила его о Фридрихе, может, и упрекнула за почти новые рубаху, пиджак
и брюки, но теперь не сказала больше ничего.
Неделю Фридрих имел возможность наблюдать за хозяевами хуторка. Они все
время копошились по хозяйству и встречались только за столом. Поедят,
помолчат, и опять Артур Карлович идет в огород или во двор, а Марта гремит
ведрами: в хозяйстве две коровы, три кабанчика и больше десятка кур; и всех
накормить надо!
Жизнь на хуторке шла до того однообразно и размеренно, что Фридриху
казалось, он бы от такого счастливого житья волком выл, на край света сбежал
бы. Лишь в субботу нарушился обычный ход жизни: Марта, упаковав в заплечный
мешок несколько кусков сала, собралась в путь.
- В Вильнюс, на базар, - выдавил из себя Артур Карлович, перехватив
тревожный взгляд Фридриха. - Заночует у знакомых.
Марта шла, шагая легко и широко, как хороший ходок, которому не
привыкать подминать под себя версты. Артур Карлович проводил ее до калитки,
постоял там, пока она не скрылась в лесу, и словно забыл о ней. А Фридрих
волновался. Он боялся предательства. Действительно, кто он, Фридрих, этим
людям, чтобы они из-за него своим благополучием рисковали? Ведь если немцы
узнают, что Артур Карлович и Марта приютили у себя беглого из лагеря, то
сотрут хуторок с лица земли. А выдаст Марта беглого - денег, может, и не
дадут, но уж благодарность и доверие властей будут обеспечены.
Мучительно долго тянулись суббота и воскресенье. Особенно бесконечной
была ночь. О чем только не передумал, вслушиваясь в ночные шорохи. То ему
слышался шум моторов многих машин, приглушенный расстоянием, то крадущиеся
шаги людей, окружающих сеновал, где он лежал.
Лишь перед самым рассветом забылся коротким и тревожным сном. А
проснулся разом, как по сигналу тревоги, и первым делом осмотрел двор и лес.
Нет, ничего не изменилось.
Марта пришла вечером и вроде бы - постаревшая. Молча накрыла на стол,
молча взялась за ложку и вдруг заплакала, уткнувшись лицом в полотенце,
перекинутое через плечо.
Артур Карлович несколько секунд смотрел на нее, потом пришлепнул
ладонью по столу и сказал:
- Не ко времени, жена, слезы. За столом сидим.
Марта отняла полотенце от заплаканного лица и посыпала скороговоркой, а
что - неизвестно. В ее речи Фридрих уловил лишь одно знакомое слово,
повторенное несколько раз, - "бефель", что по-немецки значит "приказ".
- Она говорит, в. Вильнюсе объявлен приказ, которым запрещается
оказывать помощь евреям, комиссарам и всем прочим, кто не имеет аусвейса -
временного паспорта, что ли... И еще она говорит, что мой брат нарушил этот
приказ и расстрелян.
Дрожали сильные пальцы Артура Карловича, когда он разминал сигарету, а
голос, как всегда, был ровный.
- Что ж, я сегодня же уйду... Сейчас уйду, - заторопился Фридрих.
- Ешь... И хлеб не воруй, а бери, - сказал Артур Карлович.
И столько властности было в его голосе, что Фридрих послушно взялся за