"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

прочим, сказал:
"Много своих просадил? Или друзья угощали?"
"Они", - соврал Фридрих, и отец немедленно ответил кивком, который
лучше всяких слов пояснил, что умный человек так и должен поступать.
Жизнь, казалось, пошла нормально: отработал смену и гуляй себе на все
четыре стороны. Правда, заводской комсомол то субботник, то еще что затеет,
но это было даже приятно. Народу собиралось много, и было перед кем силенку
и ловкость показать.
И вдруг - призыв в армию!
Отшумел, отгулял свое Фридрих напоследок, покуражился перед девчатами:
дескать, мы не хуже тех, кто с Хасана и Халхин-Гола вернулись, дескать,
дойдет до драки - мы себя покажем, - и равнодушный паровоз потащил его
вдогонку за солнцем.
Почти неделю гнались за солнцем - не догнали. У самой границы, на
станции Шауляй, остановился поезд. Паровоз, будто обессилевший от
бесполезной гонки, несколько раз тяжело вздохнул, окутался белым паром и
замер. А Фридриха повели в казарму, которая теперь на два года должна была
стать его домом...
Тяжелой показалась служба солдатская: все по сигналу, все бегом,
бегом...
Сторожкое ухо уловило уверенные шаги нескольких людей, и Фридрих
затаился, стараясь по звуку шагов определить, куда идут охранники: к ним или
в соседний барак?
Дверь барака с грохотом стукнулась о стену, лучи нескольких фонарей
заметались по нарам, и до тошноты противный голос завопил:
- Встать, сволочи! Всем на пол!
Фридрих метнулся на пол, распластался на нем. Рядом так же неподвижно
лежали товарищи. Зато у дверей, в которые вломились немцы, раздавались
глухие удары и сдавленные стоны. Там лежали раненые и те, кто окончательно
ослабел. Они, конечно, не могли, как Фридрих и другие, рыбкой метнуться на
пол, они чуть-чуть замешкались...
Наконец кого-то вытащили во двор, дверь еще раз хлопнула, и барак
заполнила мертвая тишина.
- Орднунг! - усмехнулся фашист.
Пол в бараке бетонный, пронизывает холодом голое тело. Чтобы "приучить
русских к гигиене", спать заставляют раздетыми, раздетыми и распластались на
полу. Тощие, посиневшие от холода. Ни дать ни взять - покойники.
Четвертую ночь подряд врываются охранники в барак, и поэтому все
дальнейшее известно до мелочей: через час этих сменят другие, и так будет
продолжаться до тех пор, пока не надоест коменданту лагеря. А пленные -
лежи. И не шевелись!
Пусть холод от бетона в кости проник, пусть судорога рвет ногу или
руку, пусть до невозможности в отхожее место надо - виду не подавай. Чуть
шевельнулся - удар прикладом по голове или очередь автоматная.
Легче лежать, не так муки чувствуешь, когда не о сегодняшнем дне
думаешь, когда вспоминаешь что-либо или мечтаешь о будущем. Почти с
ненавистью вспоминает Фридрих, каким уросливым он был еще недавно. Только
покосится на него отделенный, еще слова не скажет, а он уже обидится,
спорить начнет. А спор в армии, пререкания с командиром - воинское
преступление. Из-за этой своей несдержанности даже войну не как другие