"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

приказов, силой оружия или страхом смерти, но обеспечить.
А как обеспечишь, если не знаешь, если не можешь даже предположить, о
чем думает русский, мимо которого пронеслась твоя машина? Согласен, как и
полагается, за несколько метров до нее русский обнажил голову, склонил ее в
поклоне. Из покорности сделал все это? Из страха? Скорее всего ни то, ни
другое. Лично он, фон Зигель, готов биться об заклад, что русский прячет
глаза, чтобы сохранить в тайне свои мысли.
Все загадка в России. Сплошная загадка. Как снег прячет не только кочки
и ямины, но и человеческие трупы, так и смиренный поклон почти любого
русского не что иное, как искусная маскировка.
Да, в районе за последние два дня не было ни одного поджога, ни одного
нападения на солдат вермахта или полицейских. Однако из этого вовсе не
следует, что здесь установлен настоящий порядок: сегодня доложили, что
бесследно исчезли еще пять солдат из тех, которым по делам службы надлежало
проследовать через район. И это легко объяснимо: здешние солдаты и
полицейские чины с наступлением сумерек сидят в казарме или дома, вот и не
исчезают.
Правда, гебитскомендант склонен причину исчезновения этих солдат видеть
в некотором упадке дисциплины, вызванном временными неудачами на фронте;
считает, что они дезертировали. А, позвольте спросить, куда дезертировали?
Разве не глупо думать, будто какой-то немецкий солдат надеется проскользнуть
незамеченным через Россию да еще половину Европы?
Нет, господин гебитскомендант, подождем лучше до весны. Как сказал тот
полицейский из Слепышей, весной снег стает, и тогда многое тайное станет
явным.
Ох уж эти русские снега!
Все-таки Опанас Шапочник - хороший старший полицейский, его владения,
пожалуй, единственные в районе, где нет грызни между полицейскими чинами. За
три месяца ни одной жалобы, все приказы выполняются точно и в срок.
Хотя хорошо это или плохо, что нет грызни? Скорее - плохо: где нет
свары, неизбежно наступает единение, значит, копится сила.
Завтра же брошу кость, пусть перегрызутся, пусть меж них родится
недовольство друг другом, пусть их постоянно гложет черная зависть. Как у
Свитальского с Золотарем.
Фон Зигель даже усмехнулся, вспомнив, с каким воодушевлением два бывших
петлюровца, мнящие себя столпами будущей местной власти, наговаривают друг
на друга. Не только о том доносят, что сказал или сделал коллега, но и что,
возможно, думает.
А почему так старательно друг на друга наговаривают? Потому, что один
стремится поплотнее усесться в кресло начальника, а другой ночей не спит,
себя в том кресле видит.
Он, фон Зигель, щедро авансирует обещаниями того и другого.
Что бы такое и кому из полицейских в Слепышах пообещать? Только одному,
кому - безразлично. Узнать фамилии, выбрать одну и поманить ее владельца
пряником.
Довольный, что нашел ловкий ход, фон Зигель написал на листке бумаги,
где значилось все, что следовало сделать завтра: "Сообщить, что полицейский
такой-то за особые заслуги (не называть какие!) представлен к награде.
Возможно, это будет медаль".