"Олег Селянкин. Костры партизанские, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

больше десяти установок!
И все это почти на четыреста километров фронта!
Конечно, эти данные еще нуждаются в проверке, уточнении, но они явно
близки к истине. Так не рано ли, отец, ты вынес свой приговор?
А вот сокровенные мысли доверил бумаге - страшная ошибка: у гестапо
много добровольных помощников.
Мысль о том, что содержание письма уже известно гестапо, и волновала
фон Зигеля. Он даже подумывал, а не предпринять ли ему контрманевр, который
обеспечил бы его личную карьеру, когда в кабинет вошел Василий Иванович -
Опанас Шапочник. Вошел решительно и четко изложил просьбу. Это понравилось
фон Зигелю, и он не выгнал его, как намеревался сначала, лишь спросил
предельно сухо:
- Ваш начальник - господин Свитальский. Почему вы пришли ко мне?
- Виноват. Приказание отдано лично вами, и я считал...
- Ваше дело - считать жидов, комиссаров...
- Никак нет, этих считать не намерен, - осмелился Василий Иванович
перебить коменданта, почувствовав, что именно сейчас можно выиграть
многое. - Их буду уничтожать!
Подобие улыбки скользнуло по хмурому и надменному лицу коменданта, но
он спросил по-прежнему холодно, официально:
- Есть еще что?
- Я провел в деревне разъяснительную работу. И Афанасий Кругляков
просит зачислить его в полицию, клянется насмерть стоять за новый порядок.
Четкий шаг к столу, и заявление Афони ложится перед фон Зигелем. Тот,
словно боясь запачкаться, берет его за уголок, пододвигает к себе,
рассматривает.
- Кто есть он?
- Вполне надежная личность: отец из раскулаченных. Так сказать, свои
личные счеты с Советами.
Фон Зигель неслышно барабанит пальцами по столу, в упор смотрит на
Василия Ивановича и молчит. Преданным слугой замер Василий Иванович,
напрягся, чтобы не моргнуть под тяжелым взглядом коменданта, а у самого
дрожит каждая жилочка: "Какую еще пакость замышляешь?"
А комендант доволен и тянет время лишь для того, чтобы слуга проникся
большим уважением к тому решению, которое будет сейчас принято.
Наконец фон Зигель отбрасывает заявление Афони на край стола и говорит:
- В полицию ему рано. Держать в поле зрения, изучать... Что есть еще?
- Сначала одна гражданка, а потом и другие высказали мысль, что я как
старший полицейский обязан не только охранять новый порядок, но и всячески
ратовать за него. Как говорят у советских, я должен стать агитатором за
него.
"Ты, кажется, умнее, чем я думал", - мелькает у фон Зигеля, а говорит
он только одно слово:
- Слушаю.
- Я согласен с этими гражданами, каждый полицейский должен быть
агитатором.
- Собрания? Митинги?
- Лучшая агитация - победные сводки вермахта. Вот и зачитывать их
народу. Ежели даже два человека соберется - читать.
Комендант в этом предложении не усматривает ничего затаенного, не