"Аманда Скотт. Код Майя: 2012" - читать интересную книгу автора

лежала новая дорога.
- Я получил камень от своей бабушки, - выговорил он наконец. - Мое
первое осознанное воспоминание - голубой огонь в его глубине, который звал
меня и которому я ответил; так всегда обстояло с избранниками. Я должен был
получить его в свой двадцать первый день рождения, но мою бабушку убили по
приказу советников короля Генриха, отца нынешней королевы.
- За ересь? - осторожно спросил Нострадамус.
- За что же еще? Ее должны были повесить, но она вступила в схватку с
мужчинами, пришедшими за ней, и погибла от удара меча. Мой двоюродный
дедушка, который был хранителем до нее, умер точно так же, а его мать
погибла от удара ножа, когда вор решил завладеть камнем. В нашей семье все
знают, что хранитель голубого камня умрет из-за него, но жизнь с ним будет
богатой событиями и долгой - никто из моих родных не умер раньше, чем достиг
шестидесяти лет. Таким образом, получается, что камень является одновременно
даром и проклятием, что он дает долгую жизнь, наполненную всевозможными
радостями, - и сулит насильственную смерть.
Нострадамус сплел пальцы и посмотрел поверх них на Оуэна. Он несколько
раз моргнул и так же мягко спросил:
- И, несмотря на это, вы любите свой камень?
Оуэн не ожидал такого вопроса и потому задумался. Но раньше, чем ответ
созрел в мозгу, заговорило сердце.
- Он суть и свет моей жизни, моя величайшая любовь, - честно признался
Седрик.
Даже самому себе он никогда этого не говорил. Обнажив свою душу, Оуэн
обхватил обеими руками камень, который так любил. Он был такого же размера и
формы, что человеческий череп, какие врачу доводилось держать в руках во
время обучения, с высокими, выступающими скулами и глубокими глазницами;
казалось, они не были пустыми и череп следил за врачом, когда тот
перемещался. Нижняя челюсть свободно двигалась, но была каким-то образом
надежно закреплена и неотделима от черепа, в отличие от человеческой, -
только этим он отличался от своей модели.
Поверхность камня была идеально гладкой, и на ней не оставляли следов
ни пыль, ни грязь, ни человеческие пальцы. Сегодня в комнате на втором этаже
дома Анжу он был теплым на ощупь, как уже случалось один или два раза после
перехода к новому владельцу. Он вибрировал, и его песня звучала у Оуэна в
ушах.
От голубого цвета, который испускал камень, захватывало дух - бледная,
пронзительная, холодная чистота рассветного неба над открытым морем. Глядя
на него, можно было представить, будто смотришь в бесконечность, место, где
нет ни потолка, ни стен, только вечный мир и покой.
Оуэну потребовалось лишь небольшое усилие, чтобы полностью открыть
камню свое сознание. У него возникло ощущение, будто он вошел в огромное
помещение или читальный зал библиотеки, где его ждет старый друг. Это
переживание всегда было для него личным, глубоко запрятанным. Теперь же он
погрузился в него осторожно, опасаясь обнаружить Нострадамуса впереди.
Облегчение, испытанное им, когда этого не произошло, лишило его сил и
наполнило глаза слезами. Он потянулся к чаше с вином и почувствовал, как
кто-то вложил ее ему в руку.
- Нет ничего, постыдного в том, чтобы любить этот камень, - сказал
Мишель де Нострадамус. - Он столь же великолепен, как и египетские пирамиды,