"Кристиан Шюнеманн. Парикмахер " - читать интересную книгу автора

тамошнюю коррупцию. Про "горячую линию", которую открыли, чтобы граждане
могли быстро и без проблем сообщать о случаях коррупции. Специальный телефон
для доносов. Я назвал это опасным шагом, Алеша же, наоборот, настаивал, что
это необходимая мера для установления в России порядка и создания гарантий
безопасности. Мы даже поспорили.
На Бриннерштрассе я увидел на витрине черную рубашку с отрезанным
воротником "катэвей"; такие шьет мой портной в Лондоне. Я купил ее и велел
упаковать вместе с черным пуловером из шелка и кашемира - для Алеши. Будет
ходить в них на работу. Хотя он наверняка опять отругает меня за тягу к
роскоши. У меня тут же зашевелилась совесть, и я дал себе слово, что
пожертвую энную сумму в "Гринпис". Или на борьбу со СПИДом. Я скучал без
Алеши. Сейчас мне захотелось поделиться с ним своими мыслями об убийстве
Александры.
Когда я увидел Алешу в первый раз, я и не догадывался, что он займет
такое важное место в моей жизни. А еще я не подозревал, что сразу же проведу
с ним ночь, да еще в таком неожиданном месте, как госпиталь "Кенсингтон &
Челси". В тот холодный декабрьский вечер над Лондоном свирепствовал
штормовой ветер небывалой силы, грозя немалыми разрушениями, все городские
службы стояли на ушах. Но мы ничего не замечали.
Алеша пошевеливал горящие угли в жаровне, стоявшей прямо посреди
комнаты. Это происходило в жилье Джереми, точней - в восьмиметровой комнате
почти в центре Лондона, в Южном Кенсингтоне. Жаровню Джереми соорудил, чтобы
стряпать свои фирменные блюда. Кроме жаровни, он готовит еще "на шести
огнях", без рецепта и всегда придумывает для своей стряпни какое-нибудь
прикольное название. Так, фламбированная конина называется у него "Черная
красавица", мясо в панировке или тесте - "Секретные службы". В тот раз были
"Дети природы". Я восторгался искусством Джереми. Сам я способен лишь
почистить овощи, натереть их на терке, а после еды вымыть посуду. Да еще
отварить макароны. В тот вечер я был воодушевлен, уже успел обсудить с
Джулией хореографию для предстоящего шоу - ретроспективы моих причесок за
пятнадцать лет, и радовался, что перед возвращением в Мюнхен у меня оказался
свободный вечер.
Джереми познакомил нас: "Алеша из России, Томас из Швейцарии".
Алеша небрежно зачесывал волосы набок, они доходили ему до подбородка,
довольно массивного, и контрастировали с бледным лицом, усеянным веснушками.
Ростом он был ниже меня. На мой взгляд, ему было не больше тридцати лет. Еще
мне почему-то запомнились его руки, испачканные сажей.
Пока Джереми шпиговал чесноком молодого барашка, а Джулия смазывала
мясо каким-то темным соусом, мы с Алешей пили божоле. Он сообщил мне, что
еще двенадцатилетним подростком переехал с родителями из Москвы в Исландию,
в Рейкьявик, а теперь снова живет в Москве. Работает у галеристки Екатерины
Никольской. У русских коллекционеров сейчас огромный спрос на современное
искусство. Меня тогда поразили его великолепные зубы.
- Что ты делаешь в Лондоне? - поинтересовался Алеша.
Я рассказал про шоу, которое задумали мы с Джулией, объяснил разницу
между стилями "этно-болливуд", "панк-бэкхем" и "винтаж-гламур". Может, я
говорил слишком много? К потолку поползли синеватые струйки чада. Мясо
шипело, наши лица раскалились, как круглые угольки в жаровне, вокруг которой
мы сидели в кружок.
Алеша называл меня "Томас" с ударением на втором слоге, на "а",