"Михаил Щукин. Имя для сына " - читать интересную книгу автора

появился Рябушкин, заведующий отделом писем, где Андрей числился
литсотрудником. Он стянул с головы лохматую шапку, протер отпотевшие с
мороза толстые стекла очков и глянул на часы.
- Кажется, не опоздал. Приказ по первой полосе, как я понимаю, отдан.
Тороплюсь исполнить.
Скинул шубу, такую же лохматую, как шапка, и, лишившись шубы и шапки,
словно уменьшился в росте. Невысокий, худенький, чуть сгорбленный, с
маленьким худым личиком, Рябушкин напоминал взъерошенного задиристого
воробья, только что потрепанного в драке.
- Телефон свободен? Начнем трудиться.
Рябушкин все делал быстро, легко: крутил телефонный диск, рассказывал
Андрею свежий анекдот, смеялся, но, дозвонившись, тут же обрывал смех и
разговаривал серьезным голосом, быстро записывал на листке своим
неразборчивым, раздерганным почерком цифры и фамилии. Положил трубку,
повернулся к Андрею.
- И последний анекдот.-
Но рассказать не успел. Их прервал редактор. Павел Павлович Савватеев,
прозванный за свой норовистый характер и упрямство Пыл Пылычем, хмуро
поздоровался, откинул назад совершенно седые, но все еще густые к его
шестидесяти годам волосы и веером раскинул перед Рябушкиным машинописные
страницы.
Он ничего в них не подчеркнул, как обычно, не оставил на полях птичек.
- Не пойдет.
- Почему? Почему не пойдет?, - Рябушкин легко вскочил со стула и
повернулся спиной к подоконнику, упираясь в него руками. - Объясните.
- Ты прекрасно знаешь.
- Нет, вы объясните!
- Не буду я ничего объяснять. Одно тебе, Рябушкин, скажу - вижу я тебя
насквозь. Понимаешь - насквозь. Отсюда все и вытекает.
Савватеев ушел, а Рябушкин сердито перекинул через стол листки.
- Вот как, Андрюша, писать в наших условиях критику. Дальше корзины
она не идет. Ты почитай, тут каждое слово правда.
Андрей прочитал. Рябушкин писал, что в трех совхозах большие приписки в
строительстве, переплачивают деньги шабашникам, что местная ПМК [ПМК -
подвижная механизированная колонна] регулярно заваливает план. Особенно
досталось ее начальнику Авдотьину. Прочитал и недоуменно развел руками:
- Что-то непонятно. Похлестче печатали.
- В том и дело, что печатали-то раньше, да все общо. А у меня
конкретные фамилии. Ссориться старику уже не по силам.
- Ну ты брось, шеф не из трусливых.
- Был, Андрюшенька, был. Дело к пенсии. Вообще-то и мне скоро четыре
десятка стукнет. Пора переходить на лирику: "Рано утром, - Рябушкин встал,
из-за стола и торжественно развел руки, - когда еще рассвет не занялся над
селом, знакомой тропинкой, по хрустящему снегу Марья Ивановна идет на
ферму..." Прекрасно и хорошо - никого не колышет.
Андрей засмеялся. Рябушкин никогда не писал о "знакомых тропинках",
после его фельетонов в редакции разом взрывались все телефоны, но он никогда
не терялся - спорил, отругивался и потом все начинал сначала.
- Пожалуй, мы не доживем до твоих тропинок.
- Все может быть, Андрюша. Еще вот так раза два по лбу вдарят...