"Михаил Щукин. Имя для сына " - читать интересную книгу автора

понравилась. Он подлатал крышу, переложил печку и частенько наезжал,
скрываясь здесь от излишне любопытных глаз. Со всех сторон избушка окружена
густым сосняком, с дороги ее не видно - тихое, спокойное место.
Козырин с Надеждой приехали первыми. "Уазик" едва пробился по глубокому
снегу до поляны. Когда заглох надсадный вой мотора, стало слышно, как в
верхушках сосен слегка шумит легкий ветерок, спуская на землю синеватые
дорожки сухого снега.
- Красота-то какая!
Надежда вышла из кабины и, раскинув руки, замерла. Но тишину снова
нарушил вой мотора. По уже проложенному следу из-за сосен лихо выкатилась
еще одна машина, и вот, не смолкая, уже разносится громкий голос Авдотьина.
Он говорил без остановки и без передышки. Ему вторила не первой молодости
девица с накрашенным лицом, приехавшая вместе с ним. Девица, табельщица из
ПМК, стала ездить со своим начальником недавно, а в такой "высокой" компании
вообще оказалась впервые. Она смущалась, но показывать свое смущение не
хотела, больше, чем следовало, говорила и громче всех хохотала. Козырин свел
у переносицы брови, но промолчал.
Печку в избушке решили не топить, а развести костер прямо на поляне и
на нем варить пельмени. Машины отогнали к крайним соснам, и Авдотьин не
упустил момента заглянуть в кабину козыринского "уазика". Его чуть припухлые
глаза загорелись.
- Нет, ну живут же люди! И телевизор есть, и магнитофон, и рация. Как
на проклятом Западе! А отделана! Игрушка! Давай, Петр Сергеевич, махнем не
глядя. Твой "мерседес" и моя телега!
- Ой, не могу! Не могу! - закатилась девица.
- Авдотьин, кончай, вари пельмени.
Авдотьин с сожалением и тяжелым вздохом захлопнул дверцу "уазика",
самой лучшей машины в районе, и взялся распоряжаться у костра. Маленького
роста, толстенький, с круглым раскрасневшимся лицом, в распахнутом
полушубке, он напоминал расторопного, хозяйственного мужичка, который
простоват на вид, но себе на уме.
- Вот раньше в Сибири пельмени делали, - говорил Авдотьин, прицепляя к
крючку треноги плотно набитый снегом большой котелок, - это наука целая
была! А теперь... Все на потоке: тяп-ляп и готово. В городе как-то купил
пельмени - резина первоклассная, хоть колеса делай.
Девица захлебнулась смехом и сквозь смех выдавила из себя:
- Ешьте рыбку, она богата фосфором. А он отвечает: я же не фонарь,
чтобы светить... Ой, не могу! Не могу! - И она снова без удержу хохотала.
Надежда стояла у сосны, прислонив щеку к шершавой холодной коре,
смотрела на суетливо снующего Авдотьина, на хохочущую девицу, на
сосредоточенного и серьезного Козырина, который вынимал свертки и бутылки из
своей машины, смотрела, и с ее полных, красивых губ не сходила печальная
улыбка.
Все, что происходило, и все, что будет потом, она хорошо знала и могла
бы рассказать с подробностями. И все это, хорошо знакомое, не доставляло ей
никакой радости, никакого удовольствия - ничего, кроме усталости и скуки. Но
она свои чувства умело скрывала за печальной улыбкой, без которой ее нельзя
было представить.
Пельмени сварились. Из большого закопченного по бокам котелка упруго
валил пар. Авдотьин раскраснелся еще больше, замахал руками, из него