"Михаил Щербаченко. Законы Лужкова " - читать интересную книгу автора

Противостояние Кремля и столичной мэрии к тому моменту достигло пика, так
что на пресс-конференции собралось три десятка телекамер и добрая сотня
диктофонов.
Мэр пункт за пунктом излагал претензии к президенту. Внутренне он,
конечно, был взвинчен, но за четкими юридическими формулировками этого было
почти не заметно. Так же строго и уверенно Ю. М. ответил на вопросы. Пресса
уже собралась отключать диктофоны и камеры, но тут Лужков решил подвести
черту:
- Теперь нам абсолютно ясно, что для борьбы с руководством города могут
быть использованы любые средства, вплоть до антиконституционных. Но пусть в
Кремле тоже знают: мы готовы...
Пауза. Мертвая тишина. Быть беде. В голове стучит: "Ко всему! Скажите:
готовы ко всему!"
- Готовы НА ВСЕ.
Кранты. Последствия ясны в тот же миг. Через четверть часа
информационные агентства, через полтора часа телеканалы, на следующее утро
газеты выдают сенсацию: Лужков перешел в атаку! Мэрия организует акции
гражданского неповиновения, вероятно, будут созданы специальные отряды. К
тому же в подчинении мэра есть боевые подразделения... Столицу ожидает
коллапс!
"Ко всему" - "На все". Вся-то разница в предлоге, а какая дистанция: от
готовности защищаться до угрозы нападения. До сих пор не знаю, умысел тут
был или оговорка. Но Ю. М. посеял ветер - и пожал бурю.
В ходе предвыборной кампании недружественные столичному градоначальнику
телеканалы смонтировали два видеоэпизода. Первый: лето 96-го, Москва,
переполненная Манежная площадь. На трибуне Лужков, срывающимся голосом он
кричит в микрофон: "Ельцин - Россия - свобода! Ельцин - Россия - победа!" И
встык - "Надо терпеть". И лед в глазах мэра.
Одни смотрели и думали: "Все-таки сдал Лужков "папу"". Другие сочли,
что Ельцин своим поведением освободил Лужкова от необходимости с собой
церемониться, и мэр стряхнул с плеч все былые моральные обязательства, как
бесполезный опустевший рюкзак. Но, быть может, все куда сложнее, и публичное
дистанцирование от президента далось мэру даже труднее, чем многолетнее
сдерживание себя от какой-либо персональной критики президента.
Вообще расставание этих двух сильных мужчин слегка отдает мистикой.
Вообразите, что уже после разрыва, вплоть до окончания избирательной
кампании, в кабинете Лужкова стояла фотография Ельцина. Снимок начала 90-х.
Еще нет парикмахерской укладки волос, энергичное лицо, живые глаза. Ведь
что-то же думал мэр, глядя на тогдашнего Б. Н.
Меньше чем за год до выборов Лужков сказал: "Как верный соратник
Ельцина, я хотел бы, чтобы его время как можно дольше не кончалось". Тогда
некоторые поняли эту фразу буквально, а зря. Под "временем Ельцина" мэр имел
в виду, скорее всего, не календарный срок, отпущенный Б. Н. для, извините,
отправления властных полномочий, а куда более короткое время веры и надежды,
время сладкого слова "свобода", время, которым упивалась страна начала 90-х.
И, быть может, именно "тому" Ельцину хранил верность Ю. М. и в 91-м, и в
93-м, и на летних митингах 96-го, когда каждому было ясно, что мы принуждены
выбирать меньшее из двух зол. Время "того" Ельцина тикало в Лужкове.
Но часы встали.