"Виталий Щигельский. Время воды (Авантюрный роман) " - читать интересную книгу автора

неба, а золотисто-желтым - солнечным; и, скорее всего, точно так же сходила
краска с шевронов.
Все без исключения дембеля пидорят парадную форму. Добавляют ей
вкусности, а цвету - насыщенности. Гуталином, тушью, синькой, зеленкой,
серебрянкой - в зависимости от принадлежности к роду войск. Дорабатывают
консервативный стиль дизайнеров Минобороны согласно собственным культурным и
национальным особенностям. У туркмена шинель должна походить на богатый
халат, у украинца - на жупан. Я строил свой стиль на петровских традициях, в
духе солдат-гренадеров.
Низкое качество красок и непогода превращали меня из гвардии дембеля в
низкосортного человека - в "человека московской области", в чмо, одним
словом.
- Сбежал, говорю? - развил свою мысль дворник, отпуская лопату и
протягивая мне мятую картонку "Стрелы". - Да ты не бзди, сейчас все
дезертируют. Валом валят кто куда. Из Таджикистана - в Татарию, из
Кишинева - в Москву, из Москвы - в Лондон. Такое время, брат.
- Как это?
Я машинально сунул в рот сигарету и в несколько попыток прикурил от
зажженной дворником спички. Меня лихорадило от позора и смутного
предчувствия надвигающейся опасности.
- Пипец, брат, - произнес он с сочувствием, - перестройка.
Слово "перестройка" я слышал по воскресеньям на политинформациях и
когда удавалось посмотреть телевизор. Чаще всего - от добродушного
мягкотелого старика с большой гематомой на лысине, своей формой напоминавшей
картографическое изображение Соединенных Штатов. Слово "перестройка" из уст
старика выходило тягучим и сладким, как свежий липовый мед.
В моем наборе оптимистических ожиданий от прелестей гражданской жизни,
с того, как я начну новую жизнь, в обязательном порядке присутствовала сцена
медленного танца с девушкой, одетой в белое короткое платье и пахнущей
свежим липовым медом. Я сумел представить этот миг так реально, что в моей
голове зазвучала музыка, и я расслабился.
И напрасно. Дворник прищурился, разглядывая меня, и поставил свой
насущный вопрос иначе:
- Ну, скажи честно, сбежал ведь, сбежал? Из каких войск?
- Из каких надо, - я еще не забыл о военной тайне, но уже ответил
неправильно.
Глупый дворник непонятно чему обрадовался и закричал громко на весь
вокзал:
- Милиция, патруль! Здесь на пятой платформе живой дезертир!
Я попытался заткнуть его, но моя ладонь оказалась уже, чем его рот,
раскрытый на максимальную ширину. Мало того, дворнику удалось прокусить мою
перчатку своими гнилушками. "Гнилые зубы могут быть ядовитыми", - подумал я
и ударил кулаком по желтой тупой голове сверху вниз.
Дворник ослабил хватку, один из его желтых кривых клыков остался
болтаться в моей перчатке. Если бы я был людоедом, я бы просверлил в нем
дыру и повесил на шею. Но в нашу сторону уже бежали. Морской офицер в черной
шинели и два сухопутных курсанта со штык-ножами на ремнях и красными
повязками патруля. Они появились внезапно, примерно со стороны Хельсинки,
словно сидели под платформой в засаде или прятались там - у военных моряков
часто наблюдается боязнь берега, так называемая "сушебоязнь".