"Виталий Щигельский. Время воды (Авантюрный роман) " - читать интересную книгу автора

какой-нибудь мелкобуржуазный Печорин. И попробовал. Доказательством чего
была широкая золотая лычка на погонах - так обозначалось воинское звание
"старший сержант". А в моей голове, тронутой легким морозцем, стоял приятный
хрустальный звон. Это потому что из нее было выморожено все лишнее и
ненужное, типа уравнения Бернулли и "Диалогов" Платона.
Два года самобытной армейской жизни я невольно впитывал в себя
ордынские обычаи, мифы и традиции, поэтому моя голова не была абсолютно
пустой. Все, что в ней скопилось, изменило мою психику, ментальность,
внешний облик, манеру держаться и разговаривать. Надо полагать, я был
демобилизован не случайно и не внезапно, а ровно тогда, когда моя
трансформация в солдата полностью завершилась.
В моем вещмешке лежал разукрашенный фломастерами и оклеенный фольгой от
шоколадок дембельский альбом. На его страницах героические лица бойцов
перемежались выполненными в сюрреалистической манере рисунками армейских
буден и тщательно зарифмованными стихами. Несколько стихов и песен, равно
героических и печальных, я знал наизусть. И в первую очередь - песню о
солдате, его девушке и оторванных взрывом ногах. В ней герой вступает в
переписку с ожидающей его на "гражданке" возлюбленной и сообщает, что в бою
ему отрезало ноги ("ноженьки" - в оригинале) и обожгло лицо. Таким способом
герой проверяет глубину чувства своей невесты. На самом же деле он не только
жив и здоров, но каким-то чудесным образом дослужился до генерала. А невеста
принимает все написанное им за чистую монету (как и тот, кто первый раз
слушает эту песню, обычно это из последних сил отжимающийся от пола салага)
и в приступе малодушия отказывается ухаживать за калекой. Она находит себе
другого, какого-то не служившего в армии чмошника. И тут появляется "Он" -
молодой красивый генерал с полной грудью государственных наград и ордером на
жилплощадь. Невеста рвет волосы на себе и на чмошнике, но уже поздно. Тут
струны не выдерживают и рвутся, все плачут, включая парня, исполняющего
песнь.
Не меньшее место в моей голове занимала легенда о "Розовом закате".
Такое название будто бы носила шифрограмма, которая рано или поздно должна
была поступить из "центра" по каналам секретной связи. "Розовый закат" - это
не картина психопата Пабло Пикассо, это закодированная команда первой и
последней ракетной атаки на Американские Соединенные Штаты. Во времена моей
юности ее подсознательно ожидал каждый человек в форме и каждый второй в
штатском, от солдата до маршала, от подводника до летчика, от первого
секретаря горкома партии до последнего пионера в шеренге на школьной
линейке. Нанести удар первыми, вспороть брюхо земному шару, смешаться друг с
другом, превратившись в облако пыли, - вот что подразумевал под собой
"Розовый закат". Два слова описывали абсолютное проявление военного
романтизма.
Третий миф был о том, что всех нас - непобедимых героев - с нетерпением
ждут на "гражданке", и не просто ждут, в нас нуждаются. И так же как мы
каждый вечер после поверки зачеркиваем в карманном календаре день прожитый,
вопреки усталости, авитаминозу и брому, так и они - наши далекие и близкие
родственники, друзья и подруги - ведут строгий учет нашего отсутствия.
Вот с таким багажом понятий и знаний я ступил на землю родного мне
города Ленинграда.
Я представлял из себя классического дембеля - недалекого, агрессивного
и сентиментального. Я гордился собой и приобретенными качествами и, опираясь