"Татьяна Щепкина-Куперник. Дни моей жизни " - читать интересную книгу автораИ важный священник спросил меня: - Как вы полагаете, в чем разница между религиями христианской, иудейской и магометанской? Вот так "потруднее"! У меня поистине "уста разверзлись", как у Валаамовой ослицы. Я пошла перечислять: и грозного бога мести Иегову, и гурий Магомета, и всепрощение христианского Бога... Я говорила долго, а они не прерывали меня, только толстый батюшка, сложив руки на животике, с умилением поддакивал: "Так, так!" Когда я перевела дух, вознеся христианскую религию на достодолжную высоту, меня больше ни о чем не спрашивали, а отпустили с миром и с жирной "пятеркой". Так меня выручил "трудный вопрос". Оглядываясь на гимназию, я не чувствую к ней никакого враждебного чувства. Должна сказать, что по тем временам гимназия наша была еще сносной: в ней не было несправедливости, жестокости и шпионажа, которыми отличались многие другие; за это одно можно ей сказать спасибо. Но я не чувствую к ней и благодарности: она меня не научила ничему - ни хорошему, ни дурному, и если я что знала, кончая ее, то этим я была обязана Урусову, отцу, Володе, Шиловскому, но уж отнюдь не гимназии. * * * Параллельно с гимназической жизнью шла моя личная жизнь - без матери. Довольно странно. С 13 лет я уже очутилась на положении "хозяйки дома": заказывала обеды, принимала гостей, сама нанимала себе учительниц языков, музыки и т.д. Это развивало во мне самоуверенность и преждевременную манеру рассчитывать на себя самое. Я инстинктивно чувствовала потребность в какой-то дисциплине и от времени до времени просила отца отдать меня в институт, но он был против этого. С год или больше у нас жила, скорее на правах подруги, 18-летняя француженка Аннэт, от которой я и научилась французскому языку. Бедная Аннэт! У меня на душе большой, хотя и невольный, грех по отношению к ней. Во время наших занятий я ей как-то предложила (очевидно, во мне говорил будущий автор "Неотправленных писем"), чтобы вместо переложений и т.п. мы с ней сочиняли "письма", у кого лучше выйдет? Да при этом писали их на подходящих бумажках, разными почерками, - положим, письмо гимназистки к гимназисту на розовой бумажке с фиалочкой, письмо крестьянской девушки-служанки домой - на листке лавочной бумаги каракулями и т.д. Новая игра обеих увлекла, и Аннэт упражнялась в сочинениях писем не хуже меня. Вот как-то я ей и говорю (а мы писали всегда на одни и те же темы): "Знаешь, Аннэт, давай напишем такое письмо: вот молодая девушка вроде тебя дает уроки молодому человеку и вдруг убеждается, что она к нему неравнодушна, и пишет ему, чтобы отказаться от урока, так как видит, что ей опасно встречаться с ним". Новый сюжет особенно увлек Аннэт: она усердно принялась за письмо, |
|
|