"Александр Щелоков. Живым не брать" - читать интересную книгу автора

шахматную доску и сбил её со стола вместе с фигурами. Телефонный аппарат
брызнул в стороны черными осколками. Рухнул со стуком на пол помощник
дежурного прапорщик Щербо. Помещение наполнилось терпким пороховым дымом.
Макс шагнул через порог. Под ноги ему выкатилась шахматная королева. Он
наступил не нее. Фигура с треском сломалась. Подойдя к лежавшему на полу
капитану, Макс вынул из его кобуры пистолет Макарова, воткнул за пояс. Затем
подошел к вешалке, на которой висел "Калаш" прапорщика Щербо. Отщелкнул
магазин, убедился, что он полон патронов и сунул в карман. Огляделся,
подумал, приблизился к стене, на которой размещалась топографическая карта
района дислокации бригады, склеенная из нескольких листов. Ухватился за
левый верхний край и разорвал карту пополам. Быстро и неаккуратно свернул
обрывок и сунул его в карман.
Выйдя из дежурки, Макс подошел к помосту, на котором стояли знамя и
денежный ящик. Попытался приподнять ящик за ручки, приваренные к бокам, но
понял - оторвать груз от пола, может быть, и сумеет, но нести его не хватит
сил. Тогда он огляделся, соображая как справиться с тяжестью. Придумал.
Метнулся в дежурку, быстро вошел. Стараясь не глядеть на убитых, снял с
вешалки офицерскую куртку. Вернулся к ящику. Волоком надвинул его на
подложенную ткань. Схватил куртку за рукава и поволок груз к выходу.
Он спускался по щербатым ступеням штабного здания на первый этаж,
толкая ящик ногами. Куртку держал за рукава и полы, сдерживая тяжесть так,
чтобы железо не грохало по бетону.
Он спускался, закостенев в душевной тупости, как иногда бывает с
человеком во сне - он что-то делает, кого-то бьет, а ему самому ни жарко, ни
холодно; он - супермен, он спокоен, ему все нипочем и ничто не страшно: у
него оружие и пусть другие его боятся.
- Ё-мэ-нэ! - Макс выругался вполголоса. И причина на то была. Когда он
вынимал пистолет из кобуры капитана Буркова, то перемазал в крови ребро
ладони. И теперь не сам вид крови раздражал его, а то, что рука стала
липкой.
Вида крови Макс давно не боялся. А убивать он научился в детстве. Еще
пацаном, как у них говорили: зорил гнезда воробьев и вытаскивал оттуда
воробьишек, будь те голые или уже оперившиеся. Затем Макс устраивал им
экзекуцию. Ритуал её был прост. Тощая хлипкая шея птенца зажималась между
средним и указательным пальцами, затем следовал резкий, даже очень резкий
взмах. Туловище с крылышками и лапками отлетало прочь, а голова птенца, так
и не понявшего, что с ним произошло, оставалась в руке.
В первый раз, когда приятели обучили Макса такой забаве, он испытал
неприятное чувство. С одной стороны противно было брать в руку голое мягкое
живое тельце, с другой - видеть оставшуюся в пальцах головку с закрытыми
глазами и широко открытым клювом. Потом пришла уверенность в своей
твердости, ведь не каждый мог убить собственной рукой даже воробья, а он
мог. Значит, стал мужиком. Крутым, самостоятельным. Как тот, о котором
пелось в песне.
А песня, которую ребята пели, собираясь в шалман у костра на свалке,
звучала так:

Петербургские трущобы,
В Петербурге родился,
И по трущобам долго шлялся,