"Иван Щеголихин. Желтое колесо (Повесть)" - читать интересную книгу автора

парализация всей страны. Мне приказано свыше выжить и дать свидетельские
показания. А кроме того, по новому закону у меня будет хорошая пенсия, я
собрал все справки о гонораре, как-никак всю жизнь вкалывал, рухнули
сбережения, но пенсии, если сделают, как обещают, хватит на кусок хлеба и
Мите, и Гале, и нам с Ивой.
Митя ходит на каратэ, пока бесплатно, и занимается очень старательно.
Ива приходит за ним вечером, ждет, когда они закончат, и видит, кто, как
занимается, она же мастер спорта по гимнастике, знает. Внук наш
добросовестный, все команды тренера выполняет из последних сил, не сачкует.
Но что толку, он никогда не применит эти жестокие приемы, бьет кулачком в
ладонь деда весьма ощутимо, и уже научился бить запястьем - как поленом. Но
так только с дедом, а на улице любой хмырь может его обидеть, ударить, все
отобрать. Для защиты требуется ожесточение, а как это воспитать?
Ладно, старик, не распускай сопли. Тебе надо закончить книгу. Если не
напечатают, оставишь рукопись внуку. Пусть и его оберегают книги, как
оберегали тебя при всех переменах.
Умер Николай Гринкевич. Писал о русской культуре, о книгах, о
художниках, об иконах и храмах. Он родился в Болгарии в семье эмигрантов,
жил в Софии, мечтал о России. Когда эмигрантам разрешили вернуться в 50-х,
все они с радостью ринулись на родину - и оказались в Казахстане, по
существу в ссылке. Многих отправляли по совхозам на целину, единицам удалось
выбраться в города. У Гринкевича было музыкальное образование, в Алма-Ате
его приняли в хор оперного театра. Он не жаловался на судьбу, он и здесь жил
в ушедшей России, печатал статьи о русской культуре в "Просторе", в газетах,
выступал по радио, интересно рассказывал об истории. У него была уникальная
коллекция икон и российских орденов. Я не знал его близко, только
здоровались, но всегда его читал, слушал, помнил, что он - есть и много
значит для нас всех, создавая особую ауру, возвышая над суетой. Приятный в
общении, много знающий, по-русски обходительный и незлобивый, он был вне
политики, вне всякой дрязги и склоки. Хотя рассказы о русской культуре -
разве это не политика сегодня?
Закрылось еще одно светлое окно в нашем общем доме. Окно за окном... И
постепенно дом становится домовиной. Гробом.
Хоронила его церковь.


8

Комиссия по гимну в Союзе композиторов на улице Тулебаева. Опрятный
небольшой кабинет главного, уютный зал для прослушивания, на сцене рояль.
Прибыл председатель Верховного Совета. Разговор только на казахском. Сижу,
глазами хлопаю, не понимаю. Обвиняю только себя - здесь родился, здесь
прожил всю жизнь, и не выучил языка. Обвинений мне мало, я не прокурор, я
писатель, а значит строю сюжет из ситуации. Я, полноправный член комиссии,
не участвую в заседании. Мне есть, что сказать, и я говорю, и слова мои
будут поняты всеми членами комиссии - поголовно! Но я не могу свое мнение
соотнести с их мнениями. Я для них глухой, они для меня немые, что за
комиссия, создатель.
Три года назад я участвовал в составлении проекта закона о языках. Я
ратовал за то, чтобы казахский язык стал государственным, чтобы