"Иван Щеголихин. Желтое колесо (Повесть)" - читать интересную книгу автора

разумеется, центр. Тем не менее, в Москву приехали. И лозунги на русском,
просьба и требования. Не знаю, когда поймем, когда поймут, что тезис
"виноваты другие"- признак слабости, зависимости, а в наших условиях еще и
агрессивное иждивенчество. Москва и сама с протянутой рукой перед Западом -
пода-йте на демократию. А что касается республик, все вы уже суверенные, все
вы политически, а также исторически, очень грамотные, спасайтесь, господа,
сами.
Вот обратная сторона свободы - когда бросают своих в беде. Казахов,
грузин, армян, украинцев, белорусов, - всех бывших советских. Русские
первыми аплодировали своей независимости, - чтобы сбросить с плеч окраинных
иждивенцев, но лучше об этом бы не писать, промолчать.
Позвонили из Союза писателей: зайдите в бухгалтерию, получите пособие,
300 рублей. Пришел, стоит очередь, кто последний? В ответ голоса, вы наш
аксакал, получайте без очереди. И бухгалтерша улыбается. Получил,
расписался, вышел. О чем думаю?
О том, что надо умирать пораньше. Не думал, не гадал, что будет у меня
такая старость. Одно утешает, успел я написать свою главную книгу. И даже
издать. "Не жалею, не зову, не плачу".
Прихожу домой с пособием, доволен, а Ива взволнована: хорошо, что тебя
не было. Ломились в квартиру двое не то турки, не то азербайджанцы и
требовали Валеру. Она говорила с ними через закрытую дверь: "Нет у нас
никакого Валеры. Вы не в ту квартиру попали". А они орут одно: давай
Валеру!- и бухают пинками по двери. Она стала звонить в милицию, в трубку
наверняка был слышен грохот, приехали через час, когда мужики устали пинать
нашу дверь и ушли. Действительно, хорошо, что меня не было, я бы не стал
звонить в милицию, а вышел бы к ним с топором. Показал бы Валеру, хотя и
"нуждаюсь в социальной защите". А потом в камеру смертников приехало бы ко
мне Алмаатинское телевидение брать интервью на тему покаяния, и я бы твердо
им сказал, если помилуют, выпустят, и ко мне снова придут, я повторю все
сначала. Как при такой натуре ты дожил до таких лет? А вот так и дожил, Бог
уберег. Правда, раньше я не был таким, меня горбачевщина довела. Как и тех,
кто бухал по нашей двери (как вскоре выяснилось, Валера в нашем доме есть и
прячется от долгов).
Всю жизнь я был терпеливым и сдержанным - была другая жизнь, другая
страна, а теперь и меня стало бесить и раздражать то одно, то другое. Совсем
недавно, перед Новым годом, я колотил об столб парня лет двадцати пяти, он
куражился на остановке, да еще и с ножом в руке, пассажиров разогнал,
девочку лет семи столкнул в арык, и она заревела в голос - тут уж я не мог
удержаться, Ива меня еле оттащила. А потом мне в спину женский голос:
"Солидный человек, как не стыдно".
Вечером Митя с бабушкой, смотрели географический атлас, не могли найти
полюс холода. Призвали деда, лежачую энциклопедию. Я показал им Якутск,
Верхоянск, сам увлекся, веду пальцем по Енисею, вижу Абакан и рядом Сорск.
Некогда рудник Сора стал городом возле молибденового комбината, мы его
начали строить в 1950 году. "А вот здесь твой дед сидел". Митя сразу
встрепенулся: "Как сидел, в тюрьме? А за что?" Самый детский вопрос - за
что? Митя даже атлас оставил, встал и ко мне - сейчас дед расскажет
захватывающую историю в духе Шварцнегера. А деду полагалось бы в духе нашей
желтой прессы начать со Сталина, с культа личности, с большевизма хуже
фашизма,- сколько у нас теперь вот таких бесед дедов с внуками? Ради того,