"Иван Щеголихин. Снега метельные " - читать интересную книгу автора

на колдобинах.
- Про бытовые неурядицы? Хлестко написано, сердито и, в общем,
справедливо. Приезжему журналисту наши недостатки виднее.
Женя подмигнула Ирине Михайловне.
- Плохо вы знаете свой актив, товарищ, Николаев, - заметила Ирина. -
Фельетон написала Женя Измайлова, медсестра, которая вам сделала прививку.
- Вот как! И медицинская сестра, и журналист - хорошее сочетание. -
Николаев даже притормозил в честь такой новости. Проехали колдобину, и он
снова дал газу. - Вы что ж, только с критикой намерены выступать?
- Лекарство горькое, но оно излечивает, - назидательно отозвалась Женя.
- Всякое лекарство есть яд, если не соблюсти дозу, - в тон ей сказал
Николаев. - Поверьте, я не знал, что это вы написали. Хорошо, с задором. У
нашей районки совсем небольшой актив селькоров. Написали бы вы о нашем
передовике, к примеру, о Хлынове. Замечательный парень, поверьте! Комбайнер,
тракторист, шофер, мастер на все руки. Вроде вас, Женя Измайлова.
- Нет, селькором я не смогу. В больнице много работы и вообще... А
"Жили-были" написала, потому что разозлилась.
- Фельетон вы написали со злости, а о Хлынове можете написать по доброй
воле, - продолжал Николаев ненавязчиво, как бы между прочим. - Да и не
обязательно о нем, можно написать о ком угодно, важно другое, то, что вы
можете писать, а такое умение не всем дано. Я, к примеру, не могу... А ведь
приятно, когда напечатают, верно?
Женя молча кивнула. Наверное, было бы сейчас спокойнее, если бы они
ехали вдвоем в машине и ничего друг о друге не знали...
Медленно проходили комбайны, скрывались за увалом, затихали. Давно
сошла роса, сухое жнивье лоснилось, маслянисто блестело. Сновали автомашины,
как зеленые жуки на золотом фоне. Жене думалось, что вся земля теперь
желто-рыжая и не найдешь на ней уголка другого какого-нибудь цвета.
Невиданный урожай. Она вспомнила слова Леонида Петровича: "Не урожай, а
стихийное бедствие".

II

Николаев вел машину, терпеливо прижимая ее к обочине. Местами
приходилось выруливать на стерню, уступая дорогу встречным машинам с зерном.
Временами газик останавливался, пережидая встречный поток, однако Николаев
не сердился, не возмущался. Казалось, он готов уступить не только дорогу, но
и свою машину и пойти пешком в сторонке, лишь бы не мешать рейду грузовиков
с тяжелыми кузовами, налитыми пшеницей.
Радость, которую испытывал Николаев при первых вестях о хорошем урожае,
давно сменилась чувством озабоченности - а как с этим урожаем справиться?
Стерня вызывала в нем удовлетворение, а нескошенный массив -
беспокойство. Николаеву казалось, массив не уменьшается, а становится все
больше с каждым днем. Темпы уборки отставали от сроков.
Потянулись поля зерносовхоза "Изобильный".
- Стоят, стоят хлеба, черт тебя возьми, Митрофан Семеныч! - пробормотал
Николаев.
Он имел в виду директора "Изобильного" Митрофана Семеновича Ткача.
Знатный хлебороб оказался нынче не на высоте положения. Впервые по всему
району решено было проводить уборку раздельно и начать ее на две недели