"Максим Сбойчаков. Они брали рейхстаг " - читать интересную книгу автора

Освобождали мы Латвию. Настроение у бойцов бодрое, задачу выполняли
успешно. Правда, враг огрызался сильно. Двадцать восьмого октября осколок
мне в руку угодил, опять в правую, у самого локтя мышцу повредило.
Конечно, не очень страшно, но опять же угроза попасть в госпиталь.
Вызвал я командира санитарного взвода, попросил сделать все необходимое на
месте.
Покачал он головой: с таким ранением, мол, госпитализировать надо, но
уступил, понял мое состояние. К счастью, рана заживала быстро. Успешное
наступление, что ли, помогло - не знаю.
Одну деревню думали взять с ходу, не вышло. Зубами в нее фашисты
вцепились, из каждого дома вели огонь. Полдня бились. Вдруг с левого фланга
ударили соседи, и враг был смят. Заинтересовался я, кто помог нам в трудную
минуту. Пошел искать и вдруг вижу в конце улицы офицеров, и среди них -
Давыдов. Бросились друг к другу, обнялись. "Вася, я как предчувствовал, что
увижу тебя, в госпиталь не пошел!.."
Договорились обязательно встретиться в Риге, а не пришлось - еще старый
бинт не успел снять с руки, ранило в шестой раз. В лесу это было. Снаряд
невдалеке разорвался, осколки прожужжали мимо, а поднятое в воздух бревно
ударило по ногам. Кости голеней перебило. Теперь вот тревожусь: срастутся
ли, встану ли в строй, встречусь ли с Василием?...
Сестра принесла почту. Оживились раненые, каждый с нетерпением ждет
вестей из родного дома. Увидев письмо своего ординарца, Неустроев улыбнулся.
Хорошим солдатом оказался Петр Пятницкий - собранным, аккуратным, смелым. А
каким встретил его...
Случилось это недавно, когда батальон дрался уже здесь, в Прибалтике.
После боя Неустроев направлялся в тылы батальона, когда из кустов прямо на
него вышло подобие человека. Даже вздрогнул - то ли от неожиданности, то ли
от вида незнакомца. Какое-то привидение стояло перед ним. Глубоко запавшие
глаза, провалившиеся щеки, каждая косточка видна... А увидел офицера, сделал
шаг вперед, подтянулся - руки по швам, пятки вместе - и слабым голосом четко
доложил: "Товарищ капитан! Рядовой Пятницкий бежал из плена".
Непривычно было слышать доклад из уст человека, одетого в истлевшее
тряпье узника. Не сразу нашелся, что ответить. Вспомнился рассказ отца о
том, как он пытался бежать из немецкой неволи в прошлую войну, как голодал,
как ловили его и жестоко били. Что-то подступило к горлу, и комбат
по-дружески протянул руку: "Поздравляю тебя, товарищ Пятницкий, с
возвращением". И повел к кухне. Потом слушал страшный рассказ о плене.
Пятницкий - молодец. Упорный, выдержанный, видно, не терял веры в
победу и шел к ней, презирая смерть. По-солдатски деловито доложил о себе,
будто своему командиру, и так, словно всего несколько часов, а не полтора
года, томился в концлагерях. Примечательно было и то, что, едва успев
поесть, заговорил о службе, стал проситься в батальон.
"Хороший, видно, солдат. Вот только отдых ему нужен".
- Сначала тебе надо окрепнуть, а потом уже в строй... Лицо Пятницкого
исказилось, словно от боли.
- Я могу окрепнуть, товарищ капитан, только в бою... - Подумав и,
вероятно, посчитав довод недостаточным, продолжил: - Я знаю, вы поймете
меня... У вас вон рука ранена, а воюете.
Неустроев промолчал. Он не мог сказать бывшему военнопленному, что в
армию не берут первого попавшегося, что требуется проверка. Но это длинная