"Юрий Сбитнев. Прощание с Землей" - читать интересную книгу автора

увал, - далеко.
Я хорошо знал Авлаканский район, немало побродил по междуречью, куда
указывал Василий рукою, но озера с таким названием не знал, не знал и
вообще о существовании озер на той возвышенности за увалом. Не было их
там, не значились они и на карте, которую я изучил, кажется, до каждого
миллиметрика. Малыми речушками, ручьями, охотничьими тропками исходил я
тайгу вдоль и поперек. Дикое междуречье, ограниченное с севера Авлаканом,
а с юга Сагджоем, тогда, да и сейчас еще было мало изучено. На громадной
этой территории не было ни сел, ни таежных заимок, и даже редкие зимовья
обозначались на карте, поскольку были единственными признаками
цивилизации. Кочевые эвенки и те редко посещали междуречье и не
задерживались долго в гиблых дебрях. Упоминание об озере, неожиданная
обида Осипа и определенность Василия сделали свое дело.
- Ну, коли обижаться, - сказал я, - то давайте тогда до конца: раз
есть такое озеро и в нем щуки, ведите, однако, меня на него.
Осип снова набил табаком трубку, не торопясь раскурил ее, не поднимая
на меня взгляда, и словно бы задремал на корточках, ко всему равнодушный:
Не дождавшись ответа, я принялся делать для щук вешела - тальниковые
рогатульки. Один сучок загоняешь рыбе в жабры, другой цепляешь на палку,
которую берешь, как коромысло, на плечи, если улов большой, как сейчас,
нести приходится вдвоем. Василий без приглашения пришел на помощь, и скоро
мы уже несли улов на длинном шесте, как носят рыбаки невод. Щучьи хвосты
болтались, ударяя меня по спине, по ногам, а последняя моя добыча
волоклась хвостовым плавником по земле. Мы шли ходко, подгоняемые тяжестью
ноши, и так же ходко, но налегке спешил за нами Осип.
Казимировна встретила нас восторженно.
- От добытцик, от музик! - хвалила она меня, принимая улов.
Казимировна - женщина редкой силы, даже по этим местам, где слабая
половина человечества вынуждена до сих пор выполнять одинаковую работу, а
порою и большую, с половиной сильной, - легко поснимала щук и покидала их
в долбленое большое корыто. Потом понимающе поглядела на меня, на Василия
и, наконец, на Осипа. Тот, подчеркивая свою непричастность к улову, присел
на приступке крыльца и пускал с безразличием дым уголком рта.
- Только одну, - сказала моя хозяйка. - Пойди нащипли луку. - И ушла
в избу.
Я вышел за городьбу, в подлеске возле малой речушки надрал дикого
лука и вернулся, когда все уже было готово. Казимировна накрыла стол (я
сколотил его по приезде в Инаригду) на воле, под старым пихтачом.
Столешницу украшали бутылка спирта, холодная, отваренная просто и в
специальном взваре из кореньев, фаршированная картошкой и жаренная в муке
и без муки щука, ломти домашнего, пышного, пропеченного хлеба, соль в
берестяном туеске и моченая брусника. Я протянул хозяйке пересеку дикого
лука, и она, брызнув на него водой, тоже водрузила на стол.
- Давайте, ребята, что ли! - пригласил я Василия и Осипа. Они не
чинясь, с явной охотой и поспешностью, но немного опасливо поглядывая на
дородную, широкую в кости и тяжелую на руку хозяйку, присели к столу,
побросав на траву кепчонки, и с особым тщанием вытерли о брюки ладони,
повозив ими по задам. Почти то же самое ритуально проделал и сам я -
привычка, выработавшаяся за долгие годы жизни в тайге, у костров.
- Ну, с Богом! За светлый праздник - воскресенье! - сказал я и,