"Терри Сазерн, Мэйсон Хоффенберг. Кэнди " - читать интересную книгу автора

"послеполуденный" херес, хотя читала об этом в романах о светской жизни и
знала, что это и вправду изысканно и благородно. И она, разумеется, слышала,
что профессор Мефисто приглашает к себе некоторых учениц и учеников из
старших классов, чтобы "выпить по рюмочке и побеседовать"; и это считалось
великой честью, которой удостаивались лишь немногие избранные.
- Этот херес мне прислал мой друг, Люччи Локо, португальский
поэт-символист... теперь живущий в Париже, конечно... надеюсь, тебе он
понравится.
Он сам отпил глоточек и поднял свою рюмку, как бы желая сказать: ну же,
попробуй.
- Ala tienne, - сказал он, - за беспечный дух детства и его грешных
радостей - каковые, увы, мы утратили навсегда! Итак, за юность! И за
красоту!
Он выразительно замолчал, пристально глядя на Кэнди. Она покраснела и
послушно отпила глоточек.
- Собственно, я хотел с тобой поговорить о твоем сочинении, - сказал
профессор Мефисто и взял со стола, заваленного бумагами, тонкую стопку
скрепленных листочков. - Которое "Любовь в современном мире". - Он пролистал
первые две-три страницы и остановился в том месте, где на полях стоял
большой красный X.
- Ой, мамочки, - тихо ойкнула Кэнди, приготовившись к самому худшему, и
заранее начала лихорадочно соображать, что она скажет в свое оправдание, но
профессор Мефисто откашлялся, потряс в воздухе стопкой листов и продолжил:
- Вот здесь. Вот здесь ты пишешь: "Отдаться любимому человеку -
полностью, целиком, - это не просто обязанность любящего, предписанная
старомодными предрассудками, но и особая привилегия, прекрасная и
волнующая".
Он отложил листочки и вновь поднял свою рюмку с хересом, выжидающе
посмотрев на Кэнди.
- Скажи мне, пожалуйста, что ты имела в виду? Кэнди беспокойно заерзала
на стуле.
- Но... но... - проговорила она с запинкой, - разве это неправильно? Вы
же сами так говорили. Я подумала... я была уверена...
Профессор Мефисто поднялся с кресла, сцепил пальцы в замок и поднял
глаза к потолку.
- Разве это неправильно? - с чувством повторил он. - О, моя дорогая!
Моя милая девочка... ну, конечно же, это правильно! Очень правильно!
Он принялся мерить шагами комнату, повторяя нараспев:
- Отдаться любимому человеку - полностью, целиком, - это не просто
обязанность любящего, предписанная старомодными предрассудками, но и особая
привилегия, прекрасная и волнующая!
Он снова сел в кресло и протянул руку к Кэнди, словно желая выразить
этим порывистым жестом некое очень абстрактное, неуловимое чувство, которое
нельзя передать словами - но и жест тоже не смог отобразить его в полной
мере, и профессор бессильно уронил руку ей на колено, как бы признавая свое
поражение.
- А желания мужчины, - сказал он тихо, глядя ей прямо в глаза, - они
такие мучительные... и пронзительные.
Кэнди невольно вздрогнула и опустила глаза на огромную пухлую лапу
профессора у себя на коленке - хотя, конечно же, для нее это была никакая не