"Марина Саввиных. Эпитафия (этюды о женской непоследовательности)" - читать интересную книгу автора

К окнам быстро и неумолимо подкатывала зимняя Ночь. Гагарин оставался один,
и Ночь хохотала ему в лицо тридцатью двумя холодными сухими звездами. Зубки
тринадцатилетней девочки были влажными и горячими. Зубы декабрьской Ночи
цепляли сердце, как ржавые шестерни башенных часов. Голова Учителя седела.

Аля возвращалась в свою ложноклассическую детскую. И не могла уснуть.
Зимняя Ночь колыхалась в форточке круглой грудью Полнолуния. Белые деревья
готическими аркадами подталкивали низкое небо к острому, как дамасский
клинок, зениту. Острие клинка было нацелено прямо в пушистую девчоночью
макушку. Аля это чувствовала и готовилась к прыжку. Она знала, что клинок
не коснется ее головы. Клинок убивает тяжелых и косных. А она - легкая и
свободная. Вон там, среди белых деревьев,- юноша Антиной, не имеющий на
себе даже набедренной повязки, - упругое, гибкое, злобное тело. Такое же,
как у нее, маленькой беспощадной хищницы...

Погоди, Антиной, я попробую и твое сердце!

6.

Горин встревожился. Ее душа формировалась неуловимо противоположно замыслу.
Все чаще он чувствовал - в собственном романе! - присутствие чуждой, даже
враждебной воли. Это была мощная воля, насмешливый, но пока невнятный лик
иной судьбы, которою он не умел управлять.

Горин видел, как подергиваются желтоватой пленкой, такие ясные и
проницательные, глаза Гагарина, как дрожат его пальцы, когда он ласково
касается Алиных волос, как вспыхивают и темнеют, становясь все глубже и
недостижимее, Алины зрачки. Гумбертовские поползновения Гагарина были
теперь совершенно очевидны. В первую очередь, конечно, Але... Ну и Горину,
разумеется.

Ему казалось, Аля просто дерзит дремучей силе, увлекающей ее в душные
облака фантасмагории. Она была слишком живая, Аля, слишком настоящая для
того, чтобы играть по чужим неинтересным правилам... Какой уж тут, к черту,
Горин!

Ах, что за брильянты стекают после купания по спине, между лопаток, по
виолончельному бедру, вдоль выпуклых загорелых икр!

Что за слова мерцают в уме, сладко покалывая небо! Я уведу свою судьбу
туда, где меня никто не достанет. Я, зато достану любого, кого захочу!

Гениальное дитя!

Горин с тоскою наблюдал, как она выбирает жертву, начинает мягко кружить
вокруг нее пружинящими легкими шажками. Он просто физически ощущал алчный
трепет ее позвоночника, до оторопи знакомый по себе. Осторожное
прицеливание, точно выверенный ракурс, бросок - и жертва задыхается в
агонии.