"Владимир Савельев. Выстрелы в темноте " - читать интересную книгу автора

шершавыми языками. Потом стадо словно бы сбрасывало с себя тяжелую и тягучую
дрему, и умные животные степенно, сквозь желтоватые зубы, не торопясь и
впрок цедили, вбирали, втягивали в себя прогретую за долгую половину летнего
дня обильную воду.
- Шнель! Шнель!
- Виходи! Ошен виходи!
- Тавай! Тавай! Тавай!
Похоронили маму невдалеке от какого-то крохотного и по-западному
аккуратного полустанка, предали ее земле, кое-как завернув в большой
коричневый платок и торопливо опустив в неглубокую, выдолбленную саперной
лопаткой могилу. Не запомнил тогда словно бы окаменевший от горя Федя ни
названия чужого полустанка, ни лица молчаливого конвоира, сочувственно
протянувшего отцу, несмотря на опасливые возражения других солдат, ту свою
тщательно наточенную лопатку с короткой ручкой.
- Бистго! Бистго! Бистго!
- Тавай! Тавай! Сыпь-сыпь-сыпь земля сверха!
А что было потом? А потом в просторной и солнечной комнате
пересыльного пункта были они, сидевшие за длинным столом в непринужденных
позах люди в белоснежных халатах и с очень чистыми руками. После всех
дорожных мытарств, после вагонной грязи и перемежавшейся холодом духоты и
сами эти люди, и горбившийся за отдельным столиком над списками словно бы
чем-то слегка опечаленный переводчик в черном мундире казались Феде
необыкновенными существами, опустившимися на землю с заоблачных высот.
- Где вы оставили отсутствующий глаз? - почти без акцента спросил
переводчик, когда Федя с отцом, невольно взявшись за руки, приблизились к
длинному столу.- Вы оставили свой глаз в сражении?
- Вроде того,- глуховато ответил отец.- Только в довоенном еще
сражении.
- Нехорошо дело,- печальный переводчик остро блеснул стекляшками
хрупкого пенсне.- Нехорошо ваше дело, потому что ваша жена почему-то быстро
преставилась и ребенка следовает отправлять в лагерь для ребенков. Вы все
понимаете?
- Понимаю. Все.
- Вы выйдете отсюда вот по-за эту дверь, а ваш ребенок вот по-за эту...
Понимаете?
- Понимаю.
Федя слышал, как печальный переводчик словно бы лающими звуками что-то
пояснил людям, сидящим за длинным столом, пояснил, приподняв за уголок
списки и тыча в них костлявым пальцем, а потом снова остро блеснул в
сторону отца стекляшками своего пенсне. Остренько-остренько так блеснул, но
тот уже не обращал больше внимания ни на самого переводчика, ни на
присутствующих тут врачей, мешкотно ступая пыльными и потрескавшимися
сапогами по белому кафельному полу и все оглядываясь и оглядываясь на
растерянно остававшегося на месте сына.

Здесь пули свистели давно ли?
Легко, если помнишь, они
Тогда вырывались на волю -
Лишь пальцем слегка шевельни.