"Михаил Валерьевич Савеличев. Меланхолия " - читать интересную книгу автора

заоблачными хребтами промороженных гор, разбавляя кровь и пальцы потоками
упрямых и откормленных рек, взращивая в пустыне мысли плотную щетку пыльных
трав, за которыми осталась Сандра. Мне хочется дотянуться до глухого бормотанья,
соскрести с глаз расплывчатость, пористую пелену действительности, за которой
скрывается, топорщиться в невозможных потугах тайная тайна, намек, наитие,
волшебство, сквозящее в каждом шаге откровение, пылающее эйфорией ярких и
безумных красок, где даже осенний декаданс оборачивается вычурной барочностью
ярко-красных, багровых завитушек, нанизанных на регулярное сумасшествие
фактурных нитей морщинистых стволов.
Я в пустыне, блеклой, безводной и бессмысленной, со всеми своими реками и
Гималаями, - поверженный великан, распластанный как жук на подушечке энтомолога,
исходящий бессильной злобой к парящей в пепельном небе мысли. Как примирить
невозможную тягу в схлопывание, коллапс, уход за горизонт событий, полностью
оправданный повседневным откровением, и продолжающееся пребывание в мире, в
схизме? Из рек моих питаются страхи мои, а вот проползти по ледникам, подняться
к вершине снежных ангелов, откинуть, отбросить избранность, увы, невозможно, я
теряю тело, лишаюсь укорененности для эмоций и желаний, становлюсь воистину
всемогущим, ибо ничего не хочу...
Где вы, мои спасители? Я был уверен, что вновь одержу победу, что смелый шаг
делается усилием воли, а не дефицитом нейромедиаторов, что лучше пребывать за
сценой невостребованным статистом, чем слепо участвовать в вакханалиях и
каннибализме происхождения видов, но это снова и снова оказывается невозможным,
нереальным, как невозможно и нереально проповедовать с размозженными руками и
ногами. Где то, что тянет в безвольную бездну, и то, что удерживает в небесах?
Голова в небесах, голова в небесах.
- Вам плохо? - завидная интуиция ангела машинной смерти, мытаря душ
человеческих.
- Да, - обманчиво кривится во мне не моя мысль. Чужая, правдивая и от этого
еще более лживая. - Не беспокойтесь, это что-то простудное. Да, простуда... -
организм сопротивляется, но затем все-таки виновато чихает в белый платочек с
застиранными рюшами и почти смытым паттерном любящих сердечек.
- Да-а, - сердечно говорит Сандра, но вступать в карусель увлекательной игры
"Кто и чем болел, и что это стоило его семье" она отказывается.
Я бы похлопал в ладоши, но мой искореженный труп все еще пребывает в пустыне,
безнадежно пялясь в бессмысленное небо. Отказ фильтрации... Перегрузка
перцептивных блоков... Отторжение... Опасно... Требуется ремиссия... Требуется
волевая ремиссия.
- Мне нужно в город, - сообщает кто-то во мне, сжалившись над потугами
вырваться за горизонт событий. - Отель "Клаузевиц Инн", Пять точек. У меня
назначена важная встреча, Сандра. Если бы не возражали...
- Не возражала бы, - соглашается Сандра. - Но все дороги сейчас перекрыты.
Так что лучше дождаться процессии здесь. Хотя я могу позвонить шерифу... Если
это связано как-то с вашим здоровьем.
- Нет, нет. Не стоит беспокоиться. Подождем. Конечно, подождем.
Что за хрень он несет? Какое это у меня дело в отеле? У меня дело с Тони,
единственным существом, которое способно пробраться в пустыню безнадежности и
вытащить мой ландшафт под небеса настоящего. Но соображает парень отлично,
шерифа он боится. Не любит он шерифа. Он слишком рассудителен, хитер и не
излучает раздражающей прерывистости, от которой даже самый тупой чувствует себя
слегка неуютно. Готов поклясться, что это все же мысль, гнусный поток