"Владимир Савченко. За перевалом (научно-фантастический роман)" - читать интересную книгу автора

по-утреннему умытое небо. Апельсиновый диск солнца освещал нежно-розовые
барханы.
- Сегодня даже пустыня прекрасна. Или мне это кажется, а, Иоганн?
Вместе опустили в шахту термопластиковое ложе, в котором четыре года
пролежала Мими; теперь оно было идеально подогнано по телу Берна, под каждую
его косточку, мышцу, связку; установили в кабине. Вместе осмотрели приборы,
запасы, каждый уголок - не забыто ли чего, не осталось ли ненужное.
- Все. Прощайте, Иоганн! - Берн коротко улыбнулся, пожал инженеру руку.
Тот шевельнул губами, но ничего не сказал, в глазах был ужас - В старое
доброе время немцы на надгробиях высекали "Auf Wiedersehen!"* дорогим
покойникам. А я говорю: прощайте. Встреча в загробном мире не состоится. И
не смотрите на меня так - я переживу вас всех!
______________
* До свидания! (нем.).

Оставшись один, Берн наглухо завинтил герметическую дверь, разделся,
сложил одежду в специальный карман, закрыл его. Он держал себя в руках, не
давал воли мыслям - только хотел, чтобы все скорей осталось позади.
Опустился на ложе. Поерзал, устраиваясь. Лежал так несколько минут,
привыкал, проверял покой и удобство каждой точки тела. В кабине было
прохладно. "Через восемнадцать тысяч лет могу проснуться с насморком", -
мелькнула мысль. Прогнал и ее, так тоже не нужно сейчас.
Приборный щит был над головой, кнопочный пультик у правой руки.
Расположение кнопок он знал на ощупь. "Ну, начнем", - и нажал левую вверху:
взрыватель.
Над барханами взметнулась серая копна песка и пыли. Глухой раскат.
Копна опала, растеклась. Нимайер глядел: шахты больше не было. Жутко стало
инженеру в мертво застывшей пустыне. Он принялся поспешно укладывать рюкзак,
носить лишнее имущество в вертолет, складывать на динамитные шашки в кабине.
А на тридцатиметровой глубине Берн нажал уже все кнопки. Укладывает
руку в выемку ложа, расслабляет ее, расслабляется сам, устремляет взгляд на
блестящий шарик в потолке, дышит глубоко и ритмично, считает вдохи:
- Один... два... три...
Размеренно стучат насосы газообмена, вытесняют из кабины, из легких, из
крови человека воздух, заменяют его инертно-консервирующим составом.
- Восемнадцать... девятнадцать... двадцать... - все медленнее
поднимается и опускается грудь, слабее шелестят губы.
Белым инеем покрываются радиаторы охладительных элементов по углам.
Гаснут лампочки на контрольном щите. Смолистый бальзамический аромат
наполняет кабину. Но вряд ли Берн его ощущает: кровь уже разнесла газ по
всем клеткам тела, нервы притупились, мышцы деревенеют, мысли исчезают.
- Тридцать три... тридцать четыре...
А наверху Нимайер поджигает тянущийся к вертолету бикфордов шнур.
Рюкзак за плечи, палку в руки - и прочь, прочь, не оглядываясь. Слишком
поспешно уходит он от устоявшегося безмолвия пустыни. Ботинки для лучшей
опоры обмотаны тряпьем.
- Семьдесят семь... - беззвучно считает вдохи Берн. - Семьдесят
восемь... семь... десят... де...
Затих. Глаза закрываются. Грудь застывает на полном вдохе.
Некоторое время еще стучат насосы. Затем и они стихают. Вот замедлился