"Владимир Савченко. За перевалом (Социально-утопический роман)" - читать интересную книгу автора

просто плещет через край! - бодрая, светлая радость. Он вскочил с ложа,
выбежал на поляну. Городок еще спал. Красный сплюснутый диск солнца
выбирался из-за горизонта между медными стволами. Было тихо, свежо,
туманно. Крепко пахло росой и хвоей, опавшими листьями. Что-то в мире было
не так, что-то надо вспомнить!
"Хорошо!" Берн засмеялся солнцу. Веселая, озорная сила наполняла его
мышцы, каждую клетку тела. Захотелось пройтись колесом, трава просто
манила кувыркнуться. А что? Он так и сделал. Ледяная трава обожгла ладони.
Колесо вышло на славу: четыре оборота из конца в конец поляны. Он даже не
задохнулся.
Неподалеку высилась веерная пальма с шероховатым стволом в темных и
серых кольцах. Берн азартно поплевал на руки и полез, смеясь своей прыти,
полез, как папуас - не карабкаясь, а будто взбегая ногами и руками. Он
добрался до чуть-чуть подрагивающих вееров без передышки. Внизу были
маленькие домики, из них выходили маленькие люди. Солнце из красного стало
оранжевым. Легкие шеренги облаков плыли над корпусами-волнами Биоцентра.
- Эге-геееей! - закричал профессор: просто так, попробовать голос.
"...еей!" - отдалось в деревьях.
- "Мяу-у!" - передразнил внизу кто-то из биологов. Это отрезвило Берна:
что это он, действительно, как кот? Он полез вниз. "Что со мной творится?"
И вспомнил: тело! Он чувствует новое тело.
...Нет, оно не новое - его. Вот коричневая родинка у ключицы, пятна от
прививки оспы ниже левого плеча; вот старый, довоенных времен, шрам на
боку, память о студенческой демонстрации, потасовке с полицией - врезал
один кованым ботинком по ребрам. Но дело не в том: под кожей с метинами
жило не прежнее тело сорокалетнего мужчины, поношенное и деформированное
нездоровой жизнью, а крепкое, налитое гибкой силой тело двадцатилетнего
атлета Оно-то и было настоящее, его!
Нет-нет, надо точно вспомнить: в каком, собственно, смысле оно - его?
Ведь и в двадцать лет он был не такой - сутулый анемичный юноша. А сейчас
- ого-го, оля-ля! Берн напряг бицепсы. высоко подпрыгнул, схватился за
горизонтальную ветку клена, подтянулся, метнул тело вперед, перекувырнулся
в воздухе, стал на ноги "Вот это да! Я никогда не умел так делать".
От толчка желтые листья клена сбросили на него дождь росинок Он
засмеялся от щекотного наслаждения и изумился еще одному открытию: кожа
умела коротко и резко подергиваться, чтобы сбросить каплю влаги, как у
молодых лошадей.
Минуту он забавлялся: клал на бедро травинки, веточки - и сбрасывал их
движением кожи.
Так поэтому оно и его: владение всем в себе? Нет, вспомнил Берн, есть и
сверх того еще, самое главное: он выбирал. Полурастворенный в
биологической жидкости, когда к нему сходились щетины зондов и электродов,
он необыкновенно много знал - чувствовал (или это жидкость знала?) о себе,
о телах человеческих и иных. Он знал не слова, не числа - что-то большее:
чувственную суть каждого органа, мышцы, жилки, взаимодействия всего
этого, телесную идею себя. Он проникал в это сначала неуверенно, с тайной
жутью, но чем далее, тем спокойней. И, постигнув возможности, стал
выбирать - собирать, конструировать свой биологический образ: чтобы не
слишком могуч, это лишне, но и не тщедушен, чтобы и по характеру, и по
внешности, и главное - по миру сему было в самый раз. Поэтому и получилось