"Владимир Савченко. Тупик" - читать интересную книгу автора

имелись два мягких поролоновых полукресла с сизой обивкой, упомянутый уже
диван, на котором лежал покойник, большой письменный стол (на нем -
журналы, книги, четвертушки бумаги с записями и без таковых, стаканы с
остатками чая и кусочками лимона), стеллажи с книгами вдоль боковой стены
("Для академика книг не так уж много, - отметил про себя Стась, - но,
видно, большая часть осталась на городской квартире"); угол у окна занимал
фикус в дощатом ящике. С потолка из лепной розетки свисала люстра с
четырьмя светильниками (три по краям и один в центре). Пол был паркетный,
потолки и стены покрывала приятная для глаз светло-бежевая краска. Но
главное, что ни на чем не имелось следов ни борьбы, ни чьего-то
незаконного вторжения; напротив, все было ухожено, протерто от пыли,
чисто.
Коломиец открыл окно, за которым был красивый пейзаж с прудом и лесом;
в душе смеясь над собою, исследовал шпингалеты (исправные), стекла
(целые), внешнюю поверхность стены (ровную). "На кой черт меня сюда
прислали?" От раздражения ему снова захотелось курить.
Опрос присутствующих тоже ничего не дал. Вдова "потерпевшего" с
экзотическим именем Халила Курбановна (отзывавшаяся, впрочем, и на имя
Лиля, как заметил Стась) показала, что, когда муж работал - а работал он
почти всегда, - то и ночевать оставался в этой комнате; поскольку он часто
засиживался до глубокой ночи, то затем обычно спал до позднего утра.
Поэтому она сначала и не встревожилась. Встревожилась только в
одиннадцатом часу утра: завтрак готов, он сам просил вчера к этому
времени, а его все нет. И не слышно было, чтобы он ходил, а, работая, он
всегда ходил взад-вперед; значит, еще не вставал... Говорила вдова почти
без акцента, только в интонациях прорывалась некоторая гортанность.
Она сначала позвала его, затем поднялась в мезонин, чтобы разбудить,
и... Тут сдержанность оставила Халилу Курбановну: голос прервался, в
глазах появились слезы. Через минуту она справилась с собой, продолжала.
Шурик был мертв, был уже холодный. Она вызвала по телефону Исаака
Абрамовича и Евгения Петровича. На вопрос следователя, поддерживает ли она
заявление гражданина Штерна, что кончина академика Тураева содержит состав
преступления, женщина, подняв и опустив худые плечи, сказала устало: "Я...
не знаю. Не все ли это теперь равно?" А Штерн не замедлил с ехидной
репликой: "Это вам самому надо бы установить и решить, молодой человек".
Стасик смолчал, но в душе озлился еще более. "Ладно, будем
устанавливать!" Где в эту ночь спала жена потерпевшего? Внизу, ответила
она, в спальне. ("Вот, пожалуйста, можно проверять: действительно ли она
ночевала дома. Установил бы, конечно, что так и было, но нервы бы
потрепал, опозорил бы женщину. Пожилой человек, - Коломиец скосил глаза на
Штерна, - лысый, а не понимает!..") Когда она последний раз видела своего
мужа живым? В половине одиннадцатого вчера, - ответила вдова, - Шурик
крикнул сверху, чтобы она приготовила им чай, она приготовила и принесла.
- Кому это им? - сразу ухватился следователь. - С кем он был?
- С Евгением Петровичем, они вчера вместе работали.
"Так!.." Стасик мысленно потер руки: его начало забавлять то, как
выработанная веками процедура следствия сама, помимо воли ее участников,
придавала происшедшему криминальный смысл. В воздухе явственно начало
попахивать сомнениями, а возможно, и умыслом. Он устремил взгляд на
Загурского - и почувствовал, как тот, огорченный до сих пор только смертью