"Владимир Савченко. Испытание истиной (повесть)" - читать интересную книгу автора

обыкновенно: отдыхающий от нервной сутолоки горожанин, "дикарь". Человек он
был неприхотливый, спал у кузнеца на сеновале, о внешности заботился мало.
("Парень он был видный, наши девки и так на него смотрели", - уточнял
Алютин) Пропадал днями, а иногда и ночами на реке или в степи. Знакомств
вроде ни с кем не заводил. И все.
При всем том в показаниях Алютина мелькнула серьезная поправка на
заключение экспертов о тобольской вспышке, на тот именно пункт "Заключения",
который трактовал о выемке-"борозде", якобы оставленной антиметеоритом на
месте падения, и окончательной аннигиляции. По Алютину выходило, что эта
выемка к небесным делам отношения не имеет: просто Калужникову в одну их
совместную рыбалку пришло в голову, что неплохо бы, учтя более высокий
уровень воды в озере, прорыть в узком месте перемычки канал в Тобол и
поставить в нем вершу. "В Убиенном рыбы после половодья много, - показывал
кузнец, - а на удочку не берет, сытая. Вот мы и копали три дня, как
каторжные. Да только мелко вышло, ничего мы там не добыли..."
В протоколе допроса этот факт именно мелькнул и, понятно, никак не свя-
зывался с тобольским антиметеоритом. Милиция выясняла, что делал в последние
дни подозреваемый в смерти, и, пожалуйста, выяснила: копал с кузнецом
канаву. У Сергея Яковлевича эта всплывшая в показаниях канава тоже внимания
не возбудила: в его расследовании этот факт ничего не прояснял.
В присланной из Усть-Елецкой посылке наиболее информативными для
уяснения личности погибшего оказались не вещи его (плащ, немного белья,
электробритва, мыльница, зубная щетка, т.п.), а четыре блокнота. Три из них
- откидные, с гладкой мелованной бумагой - были исписаны целиком, четвертый
(в коричневом коленкоре и с клетчатой бумагой) только начат. Сергей
Яковлевич в меру своих знаний и смекалки изучил заметки для себя, сильно -
особенно в первых двух блокнотах - разбавленные записями телефонов, фамилий,
имен (чаще женских, чем мужских), адресов, времен отправления поездов и
самолетов и прочим деловым хламом.
Заметки, как правило, касались физических проблем и собственных идей
Калужникова о разрешении их. В них Нестеренко понял далеко не все - да, по
правде говоря, не сильно и старался. Однако он все-таки уяснил, что
Калужников чем далее, тем сильнее был увлечен своей "шальной" идеей о
строении материи, о которой упоминал Кузин; похоже, что из института
теоретической физики Калужников ушел именно в связи с этой идеей,так что в
данном пункте Виталий Семенович оказался не прав.
Но для Сергея Яковлевича этот вывод был совершенно неглавным. Главным и
окончательным выводом явилось то, что Калужников не скрывался, и не петлял,
и в Усть-Елецкую попал без особых намерений. По всем записям чувствовалось,
что он не из тех, кто огорчает правосудие ложными действиями; да и не тем
была занята его голова. Видно, в самом деле случилось фатальное совпадение,
и погиб Калужников там, на берегу Тобола, основательно, без дураков.
"Такой не подведет", - решил Нестеренко и передал дело в суд.


ОШИБКА.

Минуло полгода. Весенний разлив Тобола наполнил водой ложбинку на левом
берегу, озеро Убиенное восстановилось. Радиоактивный фон в зоне тобольской
вспышки уменьшился до безопасных пределов, и ограждение вокруг этого места