"Сатпрем. Бунт земли" - читать интересную книгу автора

На каком языке говорить?
В моей камере во Фреснах, когда на рассвете я слышал стук сапог в
коридоре, жгучее молчание царило в моем сердце.
После ухода Матери я не испытывал того чувства полного краха, какое я
испытал, когда ушел Шри Ауробиндо. Было жгучее молчание.
Я не стоял больше перед своей собственной персоной, спрашивая себя
самого о себе и своей судьбе. Я был пустым взглядом, уставившимся на черную
стену камеры. Я слышал стук других сапог, которые звучат в коридорах мира. Я
стоял перед судьбой Человечества, всего-навсего, и перед вопросом Земли.
Была ли надежда? Начинать все с начала с отцов и детей, с судебных палат и
Эвклида и с тысячи и одного восстания ни за что а бедствия будут все
возрастать. И миллионы младенцев, которые в свою очередь станут отцами и
дедушками... Я словно пережил в себе всю тщетность жизни и смерти всех людей
с их последним вопросом. Снова начать с колыбели и уйти с тем же самым
вопросом? У меня был "шанс" умереть во время пути или продолжать жить с этим
вопросом.
Нет, не "смерть", но бесчисленные смерти и Смысл существования нашего
вида.
У меня был этот Смысл, но не философский, а физиологический. Когда
умирают не философствуют, а отдаются физиологическим конвульсиям. Как
Земля теперь.
Я владел этим секретом, но надо было сделать его живым, надо было его
передать.
Это было ужасно ответственно.
Прежде всего, надо было спасти легендарный документ о путешествии
Матери: Записную книжку. Ее первые шаги, на ощупь, в поисках нового вида, ее
возгласы триумфа и отчаяния ни в коем случае нельзя было допускать,
чтобы все попало в когти новой Церкви. Это была жестокая битва, о которой
нет места говорить здесь. Джордано Бруно был упрям, я тоже. Сегодня, к
счастью, больше нет костров, но есть убийцы в каньонах я очень верю
тому, что убийцы есть повсюду, как это виделось моему брату Рембо: "Вот
наступает время убийц".
Мне понадобилось восемь лет на то, материализовать эту легендарную
Весть на шести тысячах страниц и попытаться о, эти попытки
прорубить тропинку, "просеку" как говорят в джунглях, посреди
зеленого катаклизма, который не был предысторией, но историей, еще не
родившейся, не доступной ничьему пониманию.
А я, что понимал я сам?
Понимать это очень хорошо, но по-настоящему понять можно только
собственной кожей, как понимаешь море, окунаясь в него, и понимаешь скалы,
обдирая об них кожу. А что потом? Но нельзя стать маленьким тюленем, лежащим
на солнце с учебником! Становиться это надо было делать срочно. Ах,
эти "читатели", они читали, они, может быть, раскрывали глаза на
чрезвычайный Смысл, но когда рушится Империя, наша Земля, опустошенная так,
как не под силу было ни одному Аттиле, когда сознание погружается во тьму и
оказывается захваченным невидимым варварством, и сумерки уже опускаются на
нас не остается ничего другого, как делать, да, делать, не так ли?
Это был грозный вызов.
Я не осмеливался и это меня подстегивало.
Если мне была дана привилегия, милость: слушать Мать, знать Шри