"Розмэри Сатклифф. Ведьмино отродье " - читать интересную книгу авторатьма, и его только покачивало. Открыв глаза, он увидел, что пастух вступил
с ним под арку ворот, а дальше он увидел высокие строения: никогда Ловел не видел подобных, особенно - башни, из самой их середины взмывавшей в небо, будто желая подставить небу свои крепкие плечи. На высокой башне забил колокол, и его отзвуки-стрелы слетели и зачертили ласточками у Ловела в голове. А потом были люди в черных одеяниях, и один из них, с бледным лицом, задавал вопросы. Голосом ломким, как сухие сучья в лесу. Но Ловел не мог разобрать слов из-за колокольного звона, витавшего в голове, и наконец человек, что-то раздраженно сказав другому, ушел. А потом были светлые своды между ним и небом, и теплая постель. И какое-то горькое питье в чаше. А потом ничего, кроме долгого сна. Глава третья Новая обитель Однажды утром Ловел проснулся с ясной вновь головой, но - таким слабым, что едва мог повернуть голову на шуршащей, соломой набитой подушке, - Ловел хотел оглядеться, понять, где он. Он был в длинной узкой, похожей на коридор, комнате, с побеленными стенами, с высокими окнами, с тянувшимся вдоль комнаты рядом соломенных - точно таких, на каком он лежал, - тюфяков, но все они оказались пусты. А дальше комната вела в часовенку, где в тумане рассвета мерцали свечи пред алтарем с образом святого, расписанным зеленью, багрянцем и тусклым Человек в черной сутане монаха-бенедектинца показался из сияющей часовенки и подошел к нему. Не тот человек с бледным лицом, какого он видел, но другой, значительно моложе, часто являвшийся ему во сне: невысокий, пухлый, розовый, как горицвет, с живыми глазами и нимбом морковно-красных кудряшек вокруг головы. Он склонился над Ловелом, приложил к его лбу руку, кивнул. - Ну вот, теперь лучше! Намного лучше! Намного-намного-намного лучше! - торопливо прощебетал он. - Никакой лихорадки. Господи благослови тебя, дитя мое, вернуться к нам! Ловел был озадачен увиденным вокруг, еще не опомнился после долгого, спутавшего дни и ночи сна; из всего, что услышал, он уловил только одно слово "вернуться", потому что это слово ужаснуло его. - Вернуться?! Нет, пожалуйста, нет! Не возвращайте меня! Я не хочу, я не могу! - Он попытался сесть, но был еще слишком слаб, и повалился на тюфяк. - Никто тебя не отсылает, - проговорил маленький толстенький добродушный монах. - Нет-нет-нет, конечно же, нет! Лежи спокойно и получишь кашки, а потом уснешь и, даст Бог, проснешься вновь сильным. Да, да, таким сильным, что хоть и дом вверх дном перевернешь. И внезапный страх, охвативший Ловела, отступил, уполз туда, откуда вырвался. Ловел почти заснул, когда маленький монах опять показался у его постели с кашей - такой горячей, такой белой от молока, так чудесно пахнувшей, будто приправленной медом. У Ловела слюнки потекли, он понял, что голоден. Он уже поднял было веки, одолевая сон, как вдруг ощутил, что у |
|
|