"Сергей Венедиктович Сартаков. Свинцовый монумент" - читать интересную книгу автора

погуще прошла дождевая коса. Андрей распахнул дверь. Сквозь низко нависшие
тучи слабо пробивался рассвет, двор отблескивал широкими лужицами. Андрей с
удовольствием провел ступней босой ноги по скользким доскам крыльца.
"Тепло-то тепло, - подумалось ему, - да ночь кончается, а Мирона все
нет. По всем расчетам, давно бы он должен вернуться. Вот-вот встанут отец с
матерью, пойдут через сени во двор, сразу заметят. Спросят. А что я скажу?"
Он притворил дверь, теперь не закрывая на крючок, снял с гвоздя,
вбитого в стену, свою и Миронову рабочую одежду, стеганки, которые здесь
остались еще с зимних холодов, скрутил чучело и засунул под одеяло. Улегся
рядышком. Мелькнула ленивая мысль: сегодня воскресенье, на работу не надо
идти. И вторая мысль, неопределенная: Мирону в открытом поле и в лесочке
возле озера укрыться от дождя негде, а отсиживаться где-нибудь под крышей в
городе какой же смысл?
Немного сердясь на брата, так непонятно запаздывающего, он ткнул
кулаком в чучело, потом примирительно проворчал: "Ладно уж" - и сразу крепко
заснул.
- Андрей! Андрей!
Он открыл глаза. Было совершенно светло. И тихо. Дождь, видимо, только
что перестал, капли уже не барабанили по крыше. Из приоткрытой внутренней
двери пробивался какой-то вкусный запах. Это на кухне мать готовила
праздничный завтрак.
Мирон торопливо сдергивал мокрую рубашку.
- Андрей, меня не хватились, что дома нет?
- Н-не знаю... Кажется, нет. - Андрей, еще оглушенный крепким сном,
выталкивал из-под одеяла чучело. - Тут я вместо тебя... Давай ложись. Ты
чего так задержался? Дождище всю ночь лил как из ведра.
- "Чего, чего". - Поглядывая на приоткрытую дверь, Мирон сбрасывал с
себя брюки, стягивал прилипшую к телу майку, говорил свистящим шепотом. -
Утонул было я. Насмерть. Вот чего!
- Где? Как это? - Андрею от страха стало как-то нехорошо. О такой
вполне возможной беде ночью ему и не подумалось. Ну просто тревожился,
беспокоился, а брат в это время захлебывался, тонул. Надо было пойти на
озеро вместе с ним. Он повторил: - Как это? Ты ведь хорошо плаваешь.
Мирон в одних трусах на крыльце выжимал сброшенную одежду. Повесил ее
на веревке, всегда натянутой во дворе. Влез под одеяло.
- Только ты молчок. Никому. Мама спросит, с чего это сушится, ответим:
баловались, друг друга из колодца обливали. Годится?
- Годится, - сказал Андрей. - Хочешь, я и свое что-нибудь намочу,
развешу?
- Да ладно. - Мирон блаженно потягивался. - Мама поверит. Ух, а есть до
чего хочется! И спать еще больше. Тащился обратно, глаза слипались.
- Так ты расскажи все же.
- А чего рассказывать? Дождь-то еще на полдороге туда меня захватил.
Темень, вытяни руку - пальцев не видно! Озеро, веришь, - где оно? - по звуку
лишь угадал, дождь по воде иначе, чем по земле, хлещет. Разделся, забрел
выше коленей, осочка мне ноги щекочет, а куда плыть, не знаю. Помню, надо не
на самую середину озера, а к бочку одному. Так это если бы днем, при свете.
А тут вправо или влево этот бочок, никак сообразить не могу. Понимаешь, даже
в каком именно месте я на берег озера вышел, не разберу в темноте.
- Ну и вернулся бы сразу! Обязательно тебе эти кувшинки!