"Евгений Сартинов. Нумизмат" - читать интересную книгу автора

морщинами лоб, впалые, морщинистые щеки, губы, провалившиеся внутрь
беззубого рта, белесые, кустистые брови, прикрывающие выцветшие, непонятного
цвета глаза. А довершал портрет нещадно изуродованный нос, короткий, словно
обрубленный, с наполовину оторванной ноздрей.
- А, племяш. А я думал, опять "литер" припёрся! - без особой радости
сказал хозяин. Обниматься с родственником он явно не собирался, да и Силин
целоваться не спешил.
- Какой "литер"? - спросил он.
- Да участковый у нас, летеха. Молодой, рьяный. Чуть не каждый день
пасёт. Ну пошли в хату, раз пришёл.
Пока они шли по двору, Силин думал о превратностях человеческой судьбы.
Василий Федотович и в самом деле приходился родным братом матери, младшим и
единственным. Он появился на свет, когда старшая из сестёр Жилиных уже вышла
замуж, а две другие ходили в школу. Долгожданного наследника фамилии холили,
лелеяли, тем более что парень рос хоть куда: красивый, кудрявый, всегда
задиристый и нахальный. Именно это сочетание привело его первый раз на
скамью подсудимых - порезал после танцев заезжего пацана из Железногорска,
посмевшего танцевать с Васькиной подругой. По малолетству получил тогда не
много, но жизнь уже слетела с катушек и понеслась по тюрьмам и лагерям.
Сроки все возрастали, последний раз ему светил уже "вышак", да помиловали,
дали пятнадцать за убийство.
Отсидев от звонка да звонка, Федотыч вернулся домой никому не нужным
инвалидом с массой болезней от педикулёза до туберкулёза. Получив скудную
"болезненную" пенсию, он поселился в доме своей умершей матери. Сначала
Васян, так его звали блатные, попытался ввязаться в активную жизнь
воровского мира, благо старички и среднее поколение воров его уважали. Но
вот молодёжь уже чхала на все и на всех. За какой-то год Васян потерял
большинство старых знакомых из паханов, сам чуть не ввязался в кровавые
разборки, но вовремя свалился с обострением чахотки, три месяца отвалялся в
"тубике", выжил и никуда уже не лез, коротая свои дни жизнью типичного
русского бомжа.
Из открывшейся двери дядькиного жилища дохнуло застоявшимся запахом
дешёвого табака и ещё чем-то кислым, затхлым. Силин поневоле сморщился.
Васян никогда не проветривал дом, дабы лишний раз не топить "голландку".
Оглядевшись по сторонам, Михаил пробормотал себе под нос:
- Да, однако...
Он сам жил холостяцкой жизнью, питался концентратами, генеральную
стирку и уборку проводил раз в месяц, но его квартира отличалась от дома
Васяна, как Зимний дворец от чукотской яранги. Уборкой и стиркой дядька себя
не утруждал совсем. Слава Богу, если раз в месяц ходил в городскую баню. Под
Пасху тётя Зоя, младшая из сестёр Жилиных - последняя родная ему душа,
устраивала генеральный шмон: стирку, уборку, полный аврал.
Плюхнувшись на некогда красный, а теперь чёрный засаленный и лоснящийся
диван, старый уголовник откинул голову на спинку и, прикрыв глаза, сказал:
- Падай вон в кресло. Только осторожно, сильно не ёрзай, а то вместо
ножки там кирпичи.
Покосившись вниз, Силин действительно обнаружил вместо левой ножки два
силикатных кирпича. Федотыч же по-прежнему не открывал глаз.
- Калган болит, - пояснил он. - Третьего дня пенсию давали, вчера
кончилась. Да жлоб один вместо водяры керосина этого приволок, портвейна.