"Жозе Сарамаго. In Nomine Dei " - читать интересную книгу авторабезмолвствуй, и не оставайся в покое, Боже. Ибо вот, враги Твои шумят, и
ненавидящие Тебя подняли голову. Боже мой! Да будут они, как пыль в вихре, как солома перед ветром. Как огонь сжигает лес, и как пламя опаляет горы, так погони их бурею Твоею, и вихрем Твоим приведи их в смятение. (Люди расходятся, повторяя три последние стиха. На сцене остаются двое - ГАНС ВАН ДЕР ЛАНГЕНШТРАТЕН и ГЕНРИХ ГРЕСБЕК.) ЛАНГЕНШТРАТЕН: Милосердие Божье отвернулось от нас, спасение Его презрело нас, милости Его достаются другим. ГРЕСБЕК: В Мюнстере нет больше продовольствия, не найти на улице ни собаки, ни кошки - всех до единой их переловили и съели. Даже крысы принуждены глубже прятаться в свои норы, ибо голодающие не побрезговали бы и ими. ЛАНГЕНШТРАТЕН: В конечном итоге, Бог-то, оказывается, - католик, а мы про то и не знали. ГРЕСБЕК: Очень может быть, что Бог - не католик и не протестант и вообще это - лишь имя, которое он носит. ЛАНГЕНШТРАТЕН: Что же мы в таком случае здесь делаем? ГРЕСБЕК: Где "здесь"? В Мюнстере? ЛАНГЕНШТРАТЕН: Здесь, на этом свете. ГРЕСБЕК: Может быть, ничего. Может быть, все. "Ничего" состоит из "всего", но "все" мало чем отлично от "ничего". ЛАНГЕНШТРАТЕН: Если так, то все наши добрые поступки и деяния стоят злых и все стоят одинаково. ГРЕСБЕК: Да, все стоят одинаково. Ничего они не стоят. ЛАНГЕНШТРАТЕН: Если бы мы открыли неприятелю ворота Мюнстера, то ГРЕСБЕК: А что такое измена в глазах Господа? ЛАНГЕНШТРАТЕН: Не ты ли сказал, что Бог, быть может, - лишь имя, которое он носит. А если Он есть имя или больше, чем имя, измена не имеет в Его глазах никакого значения, ибо относится она к делам человеческим. ГРЕСБЕК: Она имела бы значение, если бы всякий раз, совершая измену, мы знали бы, на чьей стороне Господь. Ибо не может называться изменником тот, кто творит богоугодное дело. ЛАНГЕНШТРАТЕН: Господь - против Мюнстера. ГРЕСБЕК: Следовательно, изменить Мюнстеру - не значит изменить Господу. ЛАНГЕНШТРАТЕН: Вот если бы Он был за Мюнстер, тогда - другое дело. ГРЕСБЕК: Но Господь - не за Мюнстер. ЛАНГЕНШТРАТЕН: Нет. ГРЕСБЕК: Как же нам в таком случае быть? ЛАНГЕНШТРАТЕН: Изменим Мюнстеру, чтобы не изменить Богу. ГРЕСБЕК: Ну, а если Бог - это всего лишь имя? ЛАНГЕНШТРАТЕН: Когда-нибудь люди это узнают, но только не мы с тобой. ГРЕСБЕК: Всякое деяние человеческое творится в потемках, всякое деяние человеческое творит тьму. Света, исходящего от Бога, недостаточно. ЛАНГЕНШТРАТЕН: И, стало быть, иного Дьявола, кроме человека, и нет. Преисподняя же помещается здесь, на земле, и больше нигде. ГРЕСБЕК: Так что, изменим? ЛАНГЕНШТРАТЕН: Изменим. (Уходят. Пауза. Сцену заполняет толпа горожан, которые становятся на |
|
|