"Жозе Сарамаго. Еванглие от Иисуса " - читать интересную книгу автора

никогда бы на него не осмелилась - движение.
Иосиф натянул на плечи колючую и шершавую простыню, поудобнее устроился
на циновке, не отстраняясь, почувствовал, как настоянное на каких-то
ароматах - будто откинули крышку ларца с пахучими травами - тепло постепенно
проникает сквозь ткань его рубахи, соединяется с его собственным теплом.
Потом, медленно смежив веки, позабыл, о чем думал, и отрешенное от души тело
вновь погрузилось в сон.
Разбудил его лишь крик петуха. В щели мерцал мутный свет, сероватый,
как вода на водопое. Время, терпеливо и кротко дожидавшееся, когда у ночи
иссякнут силы, теперь готовило поле к приходу утра, как вчера, как всегда,
ибо миновали те легендарные дни, когда солнце, которому мы и так уж стольким
обязаны, могло остановиться над Гаваоном, чтобы Иисус Навин успел победить
пятерых царей, подступивших под стены города. Иосиф сел на циновке, откинул
простыню, и в этот миг петух прокричал во второй раз, напоминая, что он
забыл поблагодарить Творца всего сущего за те свойства, которыми наделен по
воле Его петух. Благодарю Тебя, Господи мой Боже, Царю Небесный, что даровал
петуху способность отличать день от ночи, сказал Иосиф, и в третий раз
прокричал петух.
Обычно на заре крик его подхватывали, перекликаясь, все соседские
петухи, однако сегодня безмолвствовали они, словно для них ночь еще не
кончилась или же только наступила. Иосиф не без тревоги поглядел на жену,
удивляясь, что она, просыпавшаяся обычно, как птичка, от легчайшего шороха,
так крепко спит сегодня, словно некая посторонняя сила, снизойдя на нее или
паря над нею, прижимает ее к земле, позволяя, однако, пошевелиться, - Иосиф
и в полутьме заметил, как время от времени рябью по воде пробегает по ее
телу дрожь. Уж не заболела ли? - подумал он, но чуть зародившуюся тревогу
пресекла настоятельная надобность облегчиться - и это тоже было не как
всегда - не ко времени и слишком уж остро. Осторожно поднявшись, чтобы жена
не проснулась и не догадалась, куда идет он - ибо Закон велит всячески
охранять достоинство мужчины, - он отворил заскрипевшую дверь и вышел на
двор. Был тот час, когда утренние сумерки будто пеплом припорашивают весь
мир. Иосиф направился к низенькой пристроечке, где было стойло осла, и там
справил нужду, с полубессознательным удовольствием слушая, как сильная струя
с шумом бьет в солому. Осел, прядая длинными волосатыми ушами, повернул к
нему голову - блеснули в полумраке выпуклые глаза - и вновь сунул морду в
ясли, ухватывая толстыми чуткими губами остатки корма.
Иосиф подошел к висевшему на веревке кувшину, наклонил его, вымыл руки
и, вытирая их подолом собственной рубахи, вознес хвалу Господу за то, что в
неизреченной мудрости своей снабдил человека столь нужными для жизни
природными сосудами и отверстиями, которые в должный миг открываются или
закрываются. Тут он взглянул на небо, и сердце у него екнуло - солнце все
еще тянуло со своим появлением, и на всем небосводе не было и малейшего
следа заревого багрянца, не горело ни единого розового или светло-вишневого
блика, но от края до края, насколько позволяли видеть стены, под необъятным
куполом низких облаков, подобных полуразмотанным клубкам шерсти, разливался
ни на что не похожий, невиданный лиловый цвет, который на востоке, там, где
должно было проклюнуться солнце, светлел и подрагивал, а на всем остальном
пространстве все сильнее и гуще набухал чернотой, делавшейся кое-где уже
неразличимой с ночным небом. Иосиф за всю свою жизнь не видал такого, хоть и
слышал от стариков, что, доказывая могущество Создателя, иногда случаются