"Игорь Сапожков. Перегон " - читать интересную книгу автора

Сначала падает Чебурешка, за ним летит хозяин. Косяк рвется к двери и уже у
цели и почти успевает выскочить, тут ему на спину опускается пудовый кулак,
некстати отрезвевшего хозяина. Запутавшись в шубе Дедушка Мороз падает, его
больно топчут ногами по ребрам, подоспевшие на помощь гости. Очнулся мой
кореш на ступеньках, кости болят, жбан трещит, глаз подбитый, но он значится
это... Парень крепкий такой, кровь рукавом вытер, зуб выплюнул, подтянул
красным кушаком шубу, поправил шапку и бороду, звонит в дверь. Там тишина.
Потом в дверном глазке мелькает тень и дверь резко открывается. Тут Косяк не
раздумывая со всей дури бьет кулаком по наглой, очкастой морде и уже
замахивается для контрольного удара, как из глубины квартиры появляются два
крупных человека, несмотря на праздник тверезые, как телеграфные столбы.
Только в капэзухе[3] Косяк понял, что видимо когда его били, он
скатился по ступенькам на нижний этаж. Сопровождавшие его менты рассказали,
что он испортил очки не простому фраеру, а городскому прокурору, в гостях у
которого отмечали Новый Год, оба его сына-десантника...
Сидор затянулся папиросой, выдохнул через ноздри дым и притих. Вскоре
из под потолка раздался хриплый голос:
- Его по какой закрыли?
- Был бы человек, - на мгновение задумавшись, философски ответил
Сидор, - а статья найдется. У нас ведь как: ты украл, у тебя украли -
замешан в краже...
В Столыпине опять воцарилась тишина, временами нарушаемая тяжелыми
вздохами.
- Мы значится это... Кантовались с ним на Уренгойской пересылке. Он все
клял непруху, вспоминал испуганные прокурорские очки и каменные кулаки
десантников...

* * *

Саше приснился отец. Будто предупреждая сына, он всегда появлялся,
когда в жизни должны были случиться перемены. Он молча, по-морскому широко
расставив ноги, стоял в расстегнутом, черном бушлате, на узкой палубе
субмарины и не моргая смотрел в горизонт. Саше даже показалось, что он
слышит крики чаек и чувствует запах моря. Он прислушался... "Подъем!" -
привычный крик прапорщика Кривошея, разбудил этап. Синие чайки неуклюже
взмахнув крыльями, улетели за верхние нары. Потом их хозяин повернулся
спиной и перед Сашиными глазами возник колокол с православным крестом. Запах
моря сменился прелой духотой "Столыпина", зэки медленно просыпались, лениво
садились на нары, разминали затекшие мышцы, цепочкой выстраивались на
проверку.
Позапрошлой ночью состав перевалил за Урал. В вагонах заметно
похолодало, температура опускалась до минус пятнадцати и худенькой связки
дров едва хватало на день, кроме того продолжались перебои с
продовольствием. Ко всему еще сознание того, что поезд движется уже по
Сибири, наводило на заключенных, да и на солдат тоже, глубокое уныние.
Этапники все больше помалкивали, сгрудившись вокруг буржуйки согревались
жидким чаем, а то и вовсе пустым кипятком. Вдоль решетки, укутавшись в
овечьи полушубки и натянув поглубже ушанки, пританцовывала охрана.
После утренней проверки локомотив сбавил ход, вдоль вагона быстро
прошагал прапорщик Кривошей. Он остановился напротив блатного угла, снял