"Виктор Сапарин. На восьмом километре (Сборник "Мир "Искателя")" - читать интересную книгу автора

- Готово, - сказал Дубровский, захлопывая дверцу панели. - Так какой
опыт собирается поставить на себе Горышев?
- Чудо! - воскликнул Горышев. - Свершилось! Вы свидетели. Дубровский
произнес первую остроту. За месяц. А может быть, первую в жизни. Занесем в
протокол.
- Почему острота? - удивился Дубровский. - Я говорю серьезно.
- О боги! Есть отчего заныть зубам, - простонал Горышев. С видом
мученика он замотал головой.
- Что, следует ждать лавины? - осведомился Кашкин.
И тут же послышался свист. Затем донесся шум, как от далекого поезда, и
звук удара.
- Наружный канал действует, - удовлетворенно сказал Дубровский. -
Лавиноскоп сработал.
- Горышев тоже, - в тон ему заметил Кашкин.
- Горышев среагировал раньше, - уточнил Гордон. - Так и занесем в
протокол.
Что-то в тоне Гордона насторожило Горышева. Тот был слишком серьезен.
- Вы этого не сделаете?
Горышев с тревогой и надеждой смотрел на Кашкина и Гордона.
- Почему же? - сухо сказал Гордон. - Мы обязаны эти сделать. Наука не
может проходить мимо таких фактов.
- В конце концов, это не по-товарищески, - лицо Горышева искривилось.
- А вы можете судить, что такое по-товарищески, а что нет? - сказал
Гордон. - Вы даже не заметили, что сейчас происходит товарищеский суд.
Ваши товарищи, ваши коллеги выносят свое суждение о вас. Двое уже
проголосовали "против".
У Горышева сделалось удивленное лицо.
- По отношению к кому я поступил не по-товарищески?
- К Дубровскому.
- Я?! - Горышев широко раскрыл глаза. - Я полез смотреть лавиноскоп
только для того, чтобы обрадовать его. И меня засыпало лавиной. Не откопай
вы меня в последний момент, не было бы кого судить сейчас.
- Это разные вещи, - сказал Гордон. - Я имею в виду историю со "снежным
человеком".
Горышев все еще ничего не понимал:
- Обыкновенный розыгрыш. Занятие скульптурой - мое увлечение. Я
потратил неделю: мне хотелось произвести полный эффект. Он все сорвал,
сказав, чтобы я сам сообщил на Землю о своей находке.
- А вы представляете, - холодно произнес Гордон, - хотя бы сейчас
представляете, что произошло бы, если бы Дубровский радировал о вашем
"снежном человеке"? Над кем смеялся бы весь мир?
- Есть границы розыгрыша, - подтвердил Кашкин. - Одно дело в
студенческой компании, другое - на всю планету. Тут юмор уже кончается.
Название другое.
Горышев в растерянности смял салфетку.
- Мы, совершенно очевидно, по-разному понимаем, что такое юмор, -
заметил Гордон.
- Ну что ж, все прояснилось, - сказал Кашкин. Ему не терпелось
закончить неприятный разговор. - Остается расписаться в книге дежурств.
- А я? - завопил Горышев. - А как же я? Это ваша... шутка?! Вы...