"Дмитрий Санин. Сбоник короткой прозы" - читать интересную книгу автора

ох-хренели, ворюги!
Петя оглянулся: это был дед Матвеич. Деда Матвеича, высоченного, как
оглобля, красноносого, еще крепкого пожилого мужика, тащил огромный лохматый
терьер Штыц. Штыц отчаянно рвался гулять, суча и буксуя косматыми лапами,
натужно хрипел на конце длинного поводка, выпуская облака пара. Дотянув до
решетки, могучий Штыц уперся в нее намордником, и недоуменно остановился,
обнюхивая.
- Совсем охренели! - взревел дед Матвеич, злобно разглядывая решетку,
торчащую остриями пик вдвое выше его роста. - Сорок лет тут хожу - и на
тебе!
Матвеич дедом являлся только по возрасту и семейному положению - а так
выглядел чуть за пятьдесят и был вполне бодр - долговязый, с угловатыми
плечами, румяным носом, и чрезвычайно громогласный. Он оттащил Штыца от
калитки, и вдруг пнул ее - резким, хорошо поставленным ударом. Дед Матвеич
некогда был офицером-десантником - и, говорят, весьма непростым десантником.
Удар тяжелого ботинка оказался очень сильным - но калитка устояла, только
звон побежал волной по решетке, и посыпался иней.
- Вот воррюги! - взбеленился окончательно Матвеич. Он широким лыжным
шагом заметался вдоль забора, глухо ругаясь и ища что-нибудь, подходящее для
расправы с калиткой. Штыц (грозный Штыц!) сидел, испуганно вжав огромную
голову в узкие собачьи плечи и, заискивающе повесив уши, большими жалобными
глазами косился на бушующего хозяина. Ему очень хотелось примирительно дать
лапу; лучше даже обе, для верности.
- Почему обязательно - ворюги? - вежливо спросил Петя Матвеича. - Что у
Вас за совдеповские предрассудки, что все успешные люди - непременно воры?
Совки Петю раздражали - своей узколобостью и черной завистливостью...
- А потому, Петюня, что это - психология вора! - с веселой злостью,
веско заявил Матвеич, остановившись. - Если место человека за решеткой - то
он и будет всю жизнь окружать себя решетками. Судьба у него такая. Судит об
окружающих - по себе. Всех такими же ворами считает. Вот и обносит себя
решетками, сигнализациями, высоченными глухими заборами. Еще и колючку
протянуть норовит, и вертухая на вышке поставить. Воры думают о себе, и
никогда не думают о других.
Матвеич внушительно показал длинный палец. Глазки у Матвеича были
голубенькие, шальные и злые - но притом какие-то внимательные, пристально
прищуренные. Как у человека, имеющего рефлекторную привычку все замечать.
Для такого злость злостью - была и пройдет - а блик оптики в лесу пропустить
нельзя. Необычный он дед, Матвеич... Хоть и любит отвесить ерунду для
красного словца. Руина империи.
Петя, сдерживая раздражение, уже собрался дать Матвеичу хорошую
отповедь - мол, заврался дед насчет вышек и вертухаев, это все бред
совкового воображения - как вдруг осекся. Он вспомнил позавчерашнюю
поездку - к Петровым, в их чудесный коттеджный поселок, в десяти километрах
от Питера. Петров, надо сказать, хоть свой в доску человек, и дружат они со
школы - но на руку малость нечист. Водятся за ним кое-какие шалости... И вот
вокруг коттеджного поселка, припомнил Петя с неприятным удивлением,
действительно, имелся огромный глухой забор. И охранники при въезде сидели -
в уютной кабинке, из которой видно территорию, и которую иначе как вышкой
назвать трудно... Раньше он как-то не обращал внимания... Надо же, что
получается: коттеджи-бараки, высокий забор, и вышка с вертухаем... "Тьфу