"Владимир Михайлович Санги. Ложный гон " - читать интересную книгу автора

на Тахуна: "Дезертир! Испугался тайги! А план? Вдвоем не возьмут плана!"
Односельчане осуждающе смотрели на охотника: бросил в тайге
товарищей... Такого еще не было на побережье. А может быть, не договаривает
что-то?..
В конце зимы старик Лучка и Нехан вернулись из тайги. Они подтвердили,
что Тахун после месяца охоты начал жаловаться на больные ноги. Да и дров не
успел завезти домой, семья осталась без огня. И они отпустили его. Но это не
помешало им перевыполнить план еще на пятьсот рублей! И Миша Сычев ликовал!
На страницах районной газеты появился улыбающийся Нехан, руководитель
охотничьего звена.
А Нехан из вырученных больших денег подарил Тахуну добротную
двустволку. На этот факт люди особого внимания не обратили: у нивхов в
обычае делать подарки.
Нынешнее лето было опять безрыбное. И Нехан устроился буровым рабочим в
нефтеразведку где-то на север побережья.
В конце сентября он появился в Тул-во и стал сколачивать звено
охотников-промысловиков. К нему снова пошел старик Лучка. Третьего найти
было трудно: все мужчины готовились к зимней путине, к экспедиции на другие
заливы. И Нехан решил взять Пларгуна.
- На... на... наш... рай-а-а-йон д-д-дали лицензию на... на четыреста
соболей и... и... и сорок пя-я-ять выдр, - до ломоты в скулах заикался Миша
Сычев. Всем известно, что Миша заика, но сегодня он нервничал и заикался,
как никогда.
Высокий, сутуловато-изогнутый, будто готовая к прыжку рысь, он
настороженно всматривался сквозь табачный дым в лица охотников. Он прекрасно
знал, что сейчас спокойный ход районного слета охотников нарушится.
Вон во втором ряду возле стенки сидит человек в одежде из оленьего
меха. На нем облезлая доха и шапка, похожая на капюшон с обрезанным верхом.
Жухлая, с трещинами, обветренная кожа, раскосые вопрошающие глаза. Это
старый орок-оленевод из северного поселка Валово. Сейчас у оленеводов
горячая пора - они в тайге, с оленьими стадами, и на слет послали старого
Мускана, от которого в тайге мало проку. Сычев на секунду задержал взгляд на
его лице... Спокойно попыхивает трубкой... Смирный старик. На горло не будет
наступать. Он и языка-то русского не знает... Ему достаточно и десяти
соболей. Другим пастухам дам по пять штук. Когда таежники пастухи
спохватятся, отвечу: скажите спасибо, что оставил вам по пять соболей, вас
на слете не было...
Вон, в центре, наклонившись вперед, сидит Ржаев, работник зверофермы.
Он приезжий, но давно живет на побережье. Лицо обожжено морозом, исхлестано
ветром и дождями. Если бы не серые, потускневшие от возраста глаза и светлые
взлохмаченно-вьющиеся с сединой на висках волосы, его трудно было бы
отличить от местных жителей - нивхов. Летом он работает на звероферме, зимой
соболюет. Ржаев напряженно застыл. Он весь - внимание. Давно потухшая
папироса повисла, прицепившись к выпяченной нижней губе. Тяжелый пепел не
обломится, не осыплется. Ожидающе прищуренные глаза уставились на Сычева.
Горлохват... От него не отделаешься и пятнадцатью соболями... сволочь...
Вчера пришел с бутылкой "капитана" ["Капитан" - коньяк "Четыре звездочки"
(жаргон).] и с пьяного взял слово: двадцать пять соболей! А утром откуда-то
вытащил бутылку спирта. У-у-у... - гудит голова.
За клубами дыма видна серая макушка чьей-то головы. А-а, это старик