"Владимир Михайлович Санги. Женитьба Кевонгов " - читать интересную книгу автора

колошматила его хвостами, спинами. Ыкилак шел в глубину, с трудом пробивая
дорогу в бьющейся массе.
Наукун стоял, раскрыв рот: что там еще задумал младший брат. А когда
сообразил, крикнул:
- С ума сошел! Зачем отпускать то, что уже есть!
Но Ыкилак не слышал. А если бы и слышал, поступил бы все равно так, как
решил. Еще много рыбы они поймают. Если, конечно, спасти невод. И Ыкилак
схватил за подбору, дернул вверх.
Задыхавшиеся в темноте рыбины почувствовали свободу и заметались,
определяя, в какой стороне они могут найти спасение.
Через миг-другой, словно влекомые невидимой силой, дружно устремились в
глубину, туда, где стена невода была приподнята над галечным дном. За
неводом взорвались буруны - это освободившиеся рыбины удирали подальше от
ловушки.
- Хватит! Хватит! - орал Наукун. Но Ыкилак продолжал держать подбору на
вытянутых кверху руках. Оглядываясь, он прикидывал, сколько еще нужно
выпустить.
Откуда-то сзади вырвался крупный серебристый самец: голова в четыре
кулака, сам толстый и широкий, нос крюком. Сметая на своем пути другие
рыбины, он набрал скорость и таранил Ыкилака в спину. Юноша качнулся, руки
опустились. Самец звучно шлепнулся в реку за спасительной чертой.
Наукун видел все. Он хохотал, явно издеваясь над братом. А Ыкилак ругал
себя: "Сам виноват, не заметил вовремя, а то бы бросил подбору, вцепился
руками и зубами в его здоровенную голову. Сколько там хрящей и жира -
вкусная! - Голую спину саднило. - Ну и рыбина: чуть человека не
прикончила", - восхищался Ыкилак.
Видя, что брат замешкался, Наукун потянул на себя оба конца. Ыкилак
долго выбирался к берегу, шагая ио плотным скользким спинам. Наукун хохотал
над неудачей младшего брата.
Подтянуть-то невод подтянули. Всего маха на три-четыре. И опять в
неводе стало угрожающе тесно. Ыкилак вновь полез в воду, но на этот раз по
колено. Он хватал крупные рыбины за хвост и бросал на пологий песчаный
берег. Иногда попадались такие крупные, что удержать за хвост оказывалось
просто невозможно.
Уже в темноте братья перетаскали улов к голым пока вешалам, которые
завтра оживут красной аккуратно нарезанной юколой.
Талгук сегодня развела огонь не во дворе, а в очаге - по ночам уже
прохладно, и надо, чтобы то-раф потихоньку прогревался. Уже и мужа
накормила, а сыновей все не было.
- Даже еды с собой не взяли, - сказала она тихо.
Касказик ничем не выдал себя; о чем думает старик, Талгук не знает.
После долгого молчания он спросил:
- Где твои ножи? Проржавели, небось.
Более двух месяцев, со дня последнего лова тайменя, лежат ножи,
обернутые в тряпку. Талгук сняла их с полки, размотала тряпку.
Касказик протянул руку и этим вконец сразил старуху. В какие годы и в
какие времена почтенный старейший рода позволял себе такое пустяковое
занятие - точить женские ножи?! Он мог сделать невероятное: спасти
изуродованный топор. Но заниматься женскими ножами...
Длинные, в три четверти руки, узкие, с загнутыми концами ножи Касказик